Конн рассмеялся:
– Он был… скажем так, преисполнен излишнего воодушевления, когда появился в Гленфлуирсе. Рвался в бой – мечтал, что станет сражаться с драконами, брать приступом замки и крепости и голыми руками уничтожать бесчисленных врагов.
Лицо Нилла прояснилось.
– Да, а тут, как на грех, ни одного дракона поблизости! – Он покачал головой. – Печально!
– Ты так долго занимался тем, что совершал мыслимые и немыслимые подвиги, что, боюсь, на долю остальных уже ничего не осталось и в Гленфлуирсе стало скучновато. Не зная, чем можно занять мальчишку, я отослал его поохотиться. Мне показалось, что твой Оуэн из породы людей, которые умеют сами создавать себе неприятности, когда не могут их найти, и сражаться с воображаемым врагом там, где его отродясь не бывало.
В груди Нилла заныло. С таким же успехом слова Конна могли относиться и к нему самому.
– Жаль, что его нет в замке. Я был бы рад его увидеть.
Конн пожал плечами:
– Боюсь, он вернется слишком быстро и нашему покою придет конец. И шустрый же парнишка! Не то что мой сын. Того, похоже, только за смертью посылать.
В эту минуту за его плечом вырос Магнус, держа полный до краев кубок. Конн метнул в сторону сына уничтожающий взгляд.
– Я не привык выполнять обязанности слуг, – неожиданно беззлобно проворчал Магнус, с неудовольствием оглядывая влажное пятно, отчетливо выделявшееся на его тунике.
– Придется привыкать! С этого дня, сынок, твой долг – служить Ниллу и выполнять его приказы! – угрюмо осклабился Конн. – Удовлетворять все его желания – вот что станет главной твоей обязанностью!
Тан грубо вырвал кубок из рук Магнуса. Вино выплеснулось через край и потекло по пальцам Конна. Подняв кубок, он пригубил его и тут же отставил в сторону. Отерев мокрые усы, Конн передал кубок Ниллу и улыбнулся:
– Ну-ка отведай и скажи мне, мой приемный сын: правда ли, что вино, которое пьет наследник, по вкусу отличается от того, что предназначено простому воину?
В первую минуту Ниллу хотелось отказаться. Он так устал, что не хотел ничего, кроме покоя. Он сильно изменился за последнее время, и все же насмешки и оскорбления сыновей Конна до сих пор бесили его. Выведенный из себя их презрительными взглядами, Нилл ответил им так, как только и можно было ответить: подняв кубок, он одним духом осушил его.
Глаза Конна вспыхнули ликованием, и Нилл невольно удивился: что он такого сделал, чтобы так обрадовать верховного тана? Может быть, Конну пришлось по душе его высокомерие по отношению к вечно надутым и злобным собственным сыновьям?
– Ты принес мне немало радости в те годы, что провел здесь, со мной, – проговорил Конн. – Я гордился тобой, как отец. Именно поэтому мне так горько разочаровывать тебя, сын мой. Отказать тебе в просьбе, причем в тот самый день, когда барды наперебой воспевают твои героические подвиги! Может быть, ты попросишь меня о чем-то еще, Нилл? Только скажи – и я с радостью выполню любую твою просьбу!
Нилл внимательно вглядывался в знакомое с детства лицо – умные, проницательные глаза, нос, похожий на клюв хищной птицы, пышные усы, подчеркивающие твердую линию рта. И улыбка – та самая улыбка, которая, как ему казалось, очерчивала вокруг них с Конном магический круг, отделяя обоих от всего остального мира.
Внезапно ему стало грустно, будто это последнее испытание каким-то образом разорвало доверие, связывавшее их. Было время, когда он безотчетно сопротивлялся очарованию этой улыбки. Тогда он был еще мальчишкой, угрюмым волчонком, не доверявшим никому, но в лучах улыбки тана враждебность его постепенно таяла. И странное, теплое чувство наполнило его душу; впрочем, может быть, в этом было виновато старое вино, поднесенное ему Магнусом.
Звук собственного голоса пробудил его от задумчивости.
– Что ж, есть еще одна награда, о которой я мечтаю.
Господи, да он, никак, сошел с ума! Безумный страх вдруг захлестнул его – страх, что кто-нибудь заметит, как он растерялся, когда слова эти против воли сорвались с языка. Что за идиот – едва не проболтался о своей любви!
И все же не разумнее было бы признаться перед всеми прямо сейчас, что они с Кэтлин любят друг друга, чем терпеливо ждать, пока этот осел – старший сынок Конна – прикажет глашатаям объявить о своей помолвке с дочерью Финтана? Надменному Магнусу придется публично стерпеть пощечину, да к тому же от того, кого он люто ненавидит много лет. Тогда можно будет не сомневаться – Магнус продаст душу дьяволу, лишь бы отомстить.
Конн с размаху хлопнул его по плечу.
– Славное имя, ради которого ты сражался и проливал кровь столько долгих лет, теперь твое по праву, – громогласно объявил он. – Имя, которого достоин воин, что в один прекрасный день займет подобающее ему место в чертогах Тир Нан Ога!
Нилл рассеянно потер ладонью лоб, стараясь привести в порядок разбегавшиеся мысли, но усталость и перенапряжение последних дней взяли свое. В голове у него затуманилось, но одно он помнил: лгать и скрывать свои мысли он больше не намерен.
– Мне не нужно новое имя, – признался он.
Конн в изумлении уставился на него:
– Как это? Ведь ты проливал кровь, чтобы смыть ею позорное пятно, оставленное на нем предателем!
Щеки Нилла полыхнули огнем. Опустив глаза, он мельком глянул на рукоятку меча, поблескивающую у него на поясе, и в горле у него встал комок. Где-то в самой глубине его души таился страх, что этот миг наконец настанет. И вот он пришел. Сейчас он смертельно оскорбит человека, когда-то бывшего единственным его защитником.
Нилл невольно опустил глаза, ничуть не сомневаясь, что тан никогда не поймет, что им движет сейчас, как бы он ни старался объяснить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109