Схватив брата за руку, она потащила его за собой.
В замке было темно и сыро, пахло плесенью, полы были засыпаны мусором, потолки – в паутине. Увидев жалкую тень дома, который когда-то покинул, Нилл был потрясен. Даже в ночных кошмарах Дэйр всегда являлся ему таким, каким он знал его прежде, – великолепным, сияющим ослепительной чистотой.
Споткнувшись обо что-то, он едва не растянулся на полу и вслед за Фионой ввалился в совершенно пустую кладовую, где на потемневшей от времени полке лежала половинка одной-единственной овсяной лепешки.
– Дьявольщина, что тут произошло? – взорвался Нилл. – Когда я ушел, тут было полным-полно всего!
– Да, только после смерти отца слуги разбежались кто куда. Уж твой драгоценный Конн позаботился, чтобы тут никого не осталось!
Нилл потерял терпение.
– Конн ничего бы не тронул! Любой другой тан на его месте захватил бы замок, а он не взял ничего, что принадлежало нашей матери!
– Думаешь, маме очень нужен был замок? Или ее безделушки, мебель, тряпки? Послушай, братец, ты что, забыл? Конн убил ее мужа! Да, да, убил! И украл единственного сына! Но погоди, это еще не все, Нилл! Ты ведь отправился с ним по доброй воле, не так ли? Ты поверил в то, что наш отец способен на предательство! А настоящим-то предателем был твой драгоценный Конн!
– Проклятие, Фиона!
– Он раз десять, если не больше, посылал сюда, в Дэйр, своих шакалов, чтобы мы не забыли, какова бывает его милость. Они разграбили все, что имело хоть какую-то ценность, а что не смогли увезти, переломали. Всех, у кого не хватило ума понять, что после казни хозяина-предателя нужно убираться из Дэйра, жестоко избили. Всех наших слуг, понял?
Будто тугая удавка стянула горло Нилла.
– Нет, я в это не верю, – проговорил он сквозь стиснутые зубы.
Кто, Конн Верный?! Безупречный воин, в чьем благородстве Нилл никогда не сомневался? И все же с того самого дня, как он прочел собственноручно написанный приказ своего тана, повелевающий его убить ни в чем не повинную девушку, что-то будто надломилось в нем.
Нет, резко оборвал Нилл сам себя. Кто знает, чего стоило Конну написать письмо, приговаривавшее Кэтлин к смерти? И ведь он доверил это не кому-нибудь, а Ниллу. Разве одно это не свидетельствовало о том, что Конн был достоин его доверия? Ведь он дал в руки сына своего злейшего врага оружие, которое, выплыви правда наружу, погубило бы его навеки.
– Киф был последним. – Голос Фионы вернул Нилла к действительности. – Я просила, умоляла, чтобы он уехал из замка. Его преданность стоила бедняге одной руки, и люди Конна поклялись, что отрубят ему и вторую, если, вернувшись, снова найдут его здесь!
В памяти Нилла вдруг всплыла вечная кривая ухмылка Кифа, его терпеливые умелые руки – он всегда находил время, чтобы повозиться с маленьким мальчиком. Ему не верилось, что такая жестокость могла свершиться по прямому приказу тана.
– Конн наверняка и не ведал о том, что они творили в Дэйре! В конце концов, вся Ирландия знала, что в замке не осталось хозяина! Эти разбойники орудовали сами по себе.
– Они явились по приказу Конна, чтобы мы никогда уже больше не смогли оправиться. Ты не веришь мне, да? Но ведь я была при этом, Нилл! Я собственными глазами видела, как они избивали наших людей, как отсекли руку Кифу. – Голос ее дрогнул и оборвался.
– Фиона, но ведь у тебя же нет никаких доказательств, что именно Конн отдал им такой приказ. Может, ты права и это и в самом деле были его люди. Что ж, кровь порой может ударить в голову, мне это известно. Да черт возьми, может, это были обычные мародеры!
– Да, да, придумывай оправдания для своего драгоценного Конна, Нилл, в этом ты весьма преуспел. Само собой, почему ты должен верить мне, раз уж не поверил собственному отцу?! – Голос Фионы сорвался, и она закусила губу, чтобы не дать волю бушевавшей в ней ярости.
– Отец сам признался мне в том, что он сделал, Фиона! Признался перед тем, как встретить смерть, которую он заслужил. – Нилл слишком хорошо помнил это – крохотную темную камеру, глаза отца. «Я сам навлек эту кару на себя, сын мой. Я предал своего тана, твою мать и тебя».
– Лжец! – не выдержала Фиона. – Ничто в мире не заставит меня в это поверить. – Осекшись, она полоснула по его лицу яростным взглядом. – Покуда ты в Дэйре, не смей так говорить об отце!
Наступило молчание, полное затаенной муки и боли, тягостное для них обоих. Вдруг Фиона судорожно вздохнула.
– Можешь не волноваться – твоя жалкая жизнь здесь в безопасности. Похоже, твой тан решил наконец, что высосал из нас все, что было. Вот уже года три, как никто из его людей не появлялся в Дэйре.
Схватив половинку овсяной лепешки, она бросилась к двери. Потом остановилась и резко повернулась к брату. Солнечный луч упал на спутанную копну сверкающих медных волос.
– Только не вздумай проболтаться об этом матери. С того дня как был убит отец, что-то будто надломилось в ней. Она живет в своем собственном мире – верит, что Киф по-прежнему доставляет в замок мясо, Фергюс выращивает и мелет овес, а Этан штопает ее платья. Она ничего не замечает, как бы ужасно ни обстояли дела, и это единственное, что дает мне силы терпеть такую жизнь. Оставь все как есть, Нилл. Если ты нарушишь ее покой, Бог свидетель – я убью тебя.
Она повернулась и выбежала за дверь. Голова у Нилла раскалывалась, перед глазами все плыло. Казалось, весь мир вдруг сошел с ума.
Что же здесь произошло? Конн поклялся Ниллу, что пальцем не тронет тех, кто остался в Дэйре. И такая искренность была в его суровом лице, такая бесконечная печаль, когда он сожалел о том, что мать и сестра Нилла не захотели воспользоваться его гостеприимством, что не поверить ему было невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109