– Конн был очень добр, – с усилием продолжала рассказывать Аниера. Тонкая морщинка залегла у нее между бровей. – Но вот глаза его – в них сверкал какой-то непонятный мне гнев. Почти такое же выражение я, помнится, видела на лицах отца и брата, когда им казалось, что кто-то недостаточно бережно обращается со мной. Конн тогда сказал… – Даже сейчас, после стольких лет, было видно, каких усилий стоит Аниере повторить его слова. – Он сказал, что Ронану следовало бы вырезать сыну деревянный меч да угождать собственной супруге, вместо того чтобы тратить время, пытаясь превзойти в воинском искусстве жену Лоркана, – с трудом выдавила из себя Аниера. – Что он имел в виду? Наверное, хотел сказать, что Ронан все время там, возле другой, что готов на все ради улыбки этой женщины. Не могу даже передать, как мне было больно. Его слова будто перевернули мне душу. Зерно недоверия было посеяно и дало пышные всходы. Увидеть малейшую искорку в глазах мужа, когда, сидя за праздничным столом, он украдкой бросал взгляд в сторону Скоты, было настоящей пыткой.
Кэтлин сжала узкую ледяную руку Аниеры в своих теплых ладонях, стараясь согреть ее. Теперь она понимала, сколько пришлось выстрадать этой хрупкой женщине. Как это ужасно – подозревать, что между тобой и любимым встала другая женщина! Кто мог бы смириться с этим?
Аниера ласково погладила руку девушки. В ее кротких глазах светилась благодарность. Господи, сколько же долгих лет она страдала, храня молчание, в одиночестве терпела эту боль!
– Видеть их вместе было мукой, – вздохнув, продолжала она, – а они почти все время были вместе. Конн, казалось, придумывал сотни способов удерживать их обоих возле себя. Что это было – доброта? До сих пор не понимаю. Он всегда был чертовски проницателен. Он старался держать их на глазах, чтобы им не пришло в голову воспользоваться случаем и, ускользнув вдвоем, изменить нам всем: Ниллу и Фионе, Лоркану и мне, Конну, чести Ронана и доброму имени Скоты.
Аниера едва могла продолжать. Найдя наконец того, кому могла открыть свое сердце, она старалась выговориться, но с трудом находила подходящие слова.
– Мне почему-то кажется, Конн пытался защитить меня, ну, и еще пощадить гордость Лоркана. А тот, вскормленный тем же молоком, что и мой Ронан, был так дьявольски горд, так ревностно берег свою честь, что не задумываясь вызвал бы на поединок каждого, кто осмелился бы встать у него на дороге. – Тусклая пелена вновь заволокла ей глаза. – Вот это больше всего и пугало меня – гнев, который с каждым днем все сильнее разгорался в глазах Лоркана. И как-то раз этот гнев оказался сильнее его. Однажды Ронан вернулся домой поздно ночью, глаз у него заплыл, губы были разбиты в кровь. На следующее утро я узнала, что Скота и Лоркан уехали. Они вернулись домой, в Дансерчу, владения Лоркана на самом юге Ирландии.
– Должно быть, вы тогда благодарили Бога, что так вышло, – пробормотала Кэтлин, думая, что она на месте Аниеры сделала бы то же самое. Но та с горечью поджала губы.
– Да, я была благодарна, даже счастлива, что они наконец уехали. Но с этого дня будто темная тень накрыла наш праздник. Я чувствовала, как над нашей головой сгущаются тучи. Когда наступил вечер, Конн прямо в пиршественном зале бросил в лицо Ронану, что ни одна женщина не стоит того, чтобы из-за нее поссориться с молочным братом.
Кэтлин с трудом сглотнула. Если Нилл и вправду был похож на своего отца, можно было легко догадаться, как жестоко подобный выговор мог задеть гордость Ронана. Достаточно оскорбительным было уже то, что его честь всенародно ставилась под сомнение. Но то, что тан позволил себе отчитать его, как безусого мальчишку, да еще перед лицом всего двора, на глазах у всех воинов!..
– Ронан пришел в бешенство, – сказала Аниера, – он был оскорблен до глубины души и к тому же еще заметил тень сомнения в моих глазах. Забрав меня и детей, он отвез нас в Дэйр. В эти дни мы почти не разговаривали. Вскоре он уехал. Прошел целый месяц, прежде чем я узнала, что случилось. Лоркан был мертв. Но кто бы ни убил его, негодяй сделал это, домогаясь Скоты. Она тоже была мертва: кинжал, с которым она никогда не расставалась, торчал у нее в груди. Никому в точности не было известно, как она умерла, но я всегда подозревала, что Скота предпочла убить себя, чем принадлежать убийце мужа. А потом по Ирландии покатились слухи. Только один человек мог сделать это, твердили все, – Ронан из Дэйра.
К горлу Кэтлин подкатил комок.
– Как вы смогли это перенести?
– Ты не понимаешь, что говоришь, дитя. Это страшное двойное убийство, эти слухи – в них было мое спасение! Может быть, к тому времени я уже не верила в то, что Ронан по-прежнему любит меня, но ведь Лоркан и мой муж выросли вместе. У них словно была одна душа на двоих. И никакая похоть не могла заставить Ронана поднять меч против своего брата!
– Но если Лоркан первый нанес удар?
– Так и случилось в ту ночь, когда Ронан вернулся с подбитым глазом. Лоркан ударил его, но Ронан не ответил ударом на удар. Я не сомневалась, что и в этот раз было бы то же самое, – ведь я знала, что мой муж предпочел бы лишиться руки, чем совершить насилие над женщиной.
Так же как и его сын, подумала Кэтлин. На месте Аниеры она тоже не смогла бы поверить, что Нилл способен на столь чудовищное преступление.
– Когда Ронан вернулся, мне вдруг стало стыдно – стыдно собственной радости. Воспользовавшись первой же возможностью, я сказала, что никогда не переставала ему верить.
– Но пусть вы сами верили мужу, однако вся Ирландия считала его убийцей. Неужели вам не было страшно?
– Ронан поклялся мне, что бояться нечего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109