НЕМЕДЛЕННО. Кто-то предал подпольную группу Центра-Берри и все остальные группы подпольного движения ДСЕ. Ни в коем случае не выдавать имена и пароли, которые она знала.
– Хорошо же ты надо мной поиздевалась!
Нечего и ждать хоть малейшей жалости от типа, закомлексованного из-за своей раны. Он стал бить ее ногами по спине. Она потеряла сознание, потом пришла в себя, почувствовала невыносимую боль. Она лежала у стены за старым диваном в своем кабинете. Ее истязатель орал по телефону, отдавая кому-то приказы. Она больше ничем не могла помочь подполью. Она засунула руку за вырез платья и дрожащими пальцами нащупала все же крохотную капсулу, спрятанную в кулоне. Ее охватили и повергли в отчаяние ужасные мысли. Сейчас она покончит с собой, еще не начав жить. Ей вспомнились обнаженные бледные тела бывшего начальника и его любовницы, их изысканная смерть. Она решила умереть так же достойно. Положив капсулу в рот, она чуть-чуть подождала, прежде чем нажать на тонкую силиконовую оболочку, и прислушалась к тому, что говорит по телефону заместитель начальника, – словно хваталась за последнюю соломинку.
– …схватить нескольких живыми и выбить из них все, что они знают… любыми способами выпытать у них имена сообщников…
Чего ждать от такого человека? А от остальных? Она продавила зубами оболочку капсулы и почувствовала во рту горький вкус яда. Едва успев пожалеть об этом, она начала задыхаться.
20
– Ты почему смылась, а?
Пиб откусил громадный кусок сэндвича и в два приема судорожно проглотил его. Слегка затхлый вкус сыра и масла ему нисколько не мешал. Как, впрочем, и сильный запах гнили, пронизывающий влажный воздух. Размороженный и затем подогретый в микроволновке хлеб был мягким и хрустящим, словно из пекарни. Трисомики, забившись в угол, следили за тем, как он ест, и этот неослабный интерес очень походил на зависть.
Стеф наполнила два стакана раздобытым на кухне красным вином. Деревня пережила химическую атаку, и, чтобы исключить всякий риск, она решила не брать воду из-под крана. Для монголоидов нашлись две пачки сока, срок годности которых истек всего две недели назад.
Пиб отводил взгляд от окна, чтобы не видеть два трупа, разлагающихся на террасе. Смертельный газ поразил бывших обитателей дома, когда те отдыхали в шезлонгах. Мгновенный паралич не позволил им встать или хотя бы сохранить видимость благопристойности при агонии. Они застыли в качающихся креслах, и их гротескные позы вызывали в памяти библейских персонажей, обращенных в камень. Время еще больше изуродовало их, сделав лица похожими на вздувшееся черное месиво. В соседних домах, вероятно, дело обстояло сходным образом. Газ, выпущенный с наступлением темноты, не пощадил никого на улицах и площадях. Какой правитель осмелился бы теперь поклясться, приложив руку к сердцу, что воюющие стороны обязуются НИКОГДА не использовать химическое и бактериологическое оружие? Отец Пиба всегда верил обещаниям европейских политиков: ложь не совместима с христианскими идеалами, убежденно повторял он. Чудо-бомба не оставила ему времени осознать свою ошибку.
– Ну, так почему ты смылась?
Стеф пригубила вино, поставила стакан на стол и принялась разглядывать повешенную на стену сеть.
– Некоторые вещи нужно делать самому, Пиб.
– Какие вещи?
– Я не всегда буду рядом, чтобы защищать тебя.
– Значит, ты меня защищаешь?
Пиба раздирали противоречивые чувства. Доходившая до эйфории радость от того, что он снова обрел Стеф, смешивалась с глухой яростью и глубоким унынием. Ярость против мерзавки, которая бросила его среди ночи в бараке Готов, уныние – при мысли, что ему предстоит пережить другие исчезновения, другие потери, другие расставания. Он догадывался, что она готовит его к окончательной разлуке, но сейчас хотел только одного – насладиться ее присутствием, улыбкой, взглядом, дыханием. Проглотив две трети сэндвича, он ринулся в наступление.
– Ты ждала меня здесь?
– Я ждала бы тебя везде, куда бы ты ни пришел.
– Ты чепуху городишь: нельзя быть повсюду одновременно.
– Тебе надо перестать верить в то, что мир ограничен твоими ощущениями. Некоторые люди с любознательным умом потратили всю жизнь, доказывая, что материя состоит из волн, из вибраций. Они сказали бы, что я настроена на твою волну, Пиб. Другие увидели бы связь с твоим глубинным «я», с твоей сущностью. Чтобы ты ни сделал, в хоре Творения звучиттвоя нота. Единственная и уникальная, отличная от всех остальных. Мне достаточно услышать ее, чтобы выйти на твой след.
Резким движением Пиб отмахнулся от неприятного чувства, что она опять насмехается над ним. Ошибочно истолковав этот жест, трисомики зашелестели, как высушенный тростник. Как удалось ей породить в них такое обожание? Рогатки свои они держали наготове и закидали бы его болтами со штырями, если бы он осмелился поднять на нее руку. В выражении их выпученных и одновременно раскосых глаз не было никакой доброты, только неустанная пугающая бдительность.
Он опрокинул стакан вина с такой же жадностью, словно это был пакетик сока. Скорчив гримасу, почувствовал, как алкоголь разливается по венам, туманит голову, замедляет восприятие, делает ватными ноги.
– Гоги… ну, поездов-то больше нет, а они хотели отправиться за покупками, – продолжал он уже нетвердым голосом. – Взяли какую-то колымагу, наткнулись на заграждение… Гоги решили объехать лесом, врезались в дерево, я смылся, ничем не мог помочь братишкам, их обоих наполовину оглушило, они даже не шевелились, в меня стреляли, я сумел обхитрить грабителей, всю ночь прятался под большим камнем…
Он вздрогнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127