Смирнов болезненно кривился и потирал левый бок. Заметив взгляд Максима, пояснил:
– У одного из этих иголка была. Колол, сволочь, глубоко. Кровь идет.
– Сволочи… – Крохин сжал кулаки – увы, слишком маленькие и нежные, чтобы побить кого-то сильнее третьеклассника. Что-что, а сила явно не числилась в главных достоинствах Максима Крохина. Зато вот фантазия у него работала – дай бог каждому.
В раздевалке они оделись – нацепили теплую и тяжелую зимнюю одежку, зимнюю обувь – тоже тяжелую и заляпанную солью. Сменку отправили в мешок, а на бок подвесили сумки, доверху набитые учебной макулатурой – тетрадями, яркими цветастыми учебниками, карандашами и прочей канцелярской братией и тремя картами тщательно выписанными на куске плотного ватмана.
В клады уже не играли около месяца, после того как потеряли любовно скопленные Максимом полторы сотни – просто закопали их так, что потом не смогли найти. Было жалко до слез. А теперь вот жалко было выкидывать карты – слишком много труда в них вложено.
Приятели закончили экипироваться и, отворив тяжелую школьную дверь, вышли в сверкающий зимний мир. Солнце слепило сверху, снег снизу, а между ними колыхался и свивал тугие невидные кольца мороз. Настоящий январский мороз, от него першило в горле и слезились глаза. Но все равно было здорово!
– Снег! – сказал Петька с удовлетворением, и попытался слепить снежок, но ничего не вышло – пушистая, рассыпчатая снежная масса склейке не поддавалась – рассыпалась белыми легкими перьями. Тогда Петька поднял горсть снега к лицу и дунул – получилась маленькая метель. Он с гордостью обернулся к Крохину – какого, мол!
Но Максим не смотрел. Он думал. Думал о ловушке с колом на дне, а еще о древних людях – как они ловили мамонтов, загоняя их в ямы. Много-много мелких людей против одного гиганта. Или вот, скажем, саблезубый тигр – его то никак не загонишь в яму. Зато можно заманить, и…
– Максим ты че? – вопросил Петька, – выдумал что? Игру? Как «катастрофу», да?
«Катастрофой» называлась очередная игра – та, что была до кладов. Очень простая, чтобы в нее играть надо лишь толику фантазии, да умение видеть мир по другому. У Максима этого умения было с избытком.
– Они сильные, – сказал он, – Сеня и остальные.
– Ага, и еще как, – подтвердил Смирнов, – а что?
– Сильные, но глупые, – продолжил Максим задумчиво, – знаешь, чем человек отличается от зверей?
Петька задумался – ему как-то не приходила в голову эта проблема. Через некоторое время он неуверенно выдал свою версию:
– Ну… у людей шерсти нет?
– Не только, – сказал Максим, – самое главное, то, что звери хотя и сильные, но глупые. А человек маленький и хитрый. Потому-то человек всегда может победить зверя.
– И что?
– Мы не можем победить Сеню силой. Но мы умнее. Мамонт большой, но что он может в яме?
Петька остановился и глянул на Крохина в один миг восхищенно загоревшимися глазами.
– Ты придумал, как одолеть Гребешкова?!
– У меня есть план. – Сказал Максим.
Энергии обоим было не занимать, и потому разработка ловушки для грозы всей школы Арсентия Гребешкова не заняла много времени.
– Представим, что Сеня – зверь. Могучий зверь с клыками когтями и длинной шерстью, – говорил Максим, склонившись над плоскостью стола, с расстеленным поверх бумажным листом.
– Да, Сеня зверь! – восторженно подтвердил Смирнов, представить Гребешкова в образе животного не составляло никакого труда.
Приятели находились дома у Петьки – в тепле и уюте, спрятавшись от жестокого зимнего мира за двойными стеклами в рамах и крашенного дерева. К работе Крохин подготовился основательно – он всегда так делал, что придавало возбуждающий привкус реальности любой выдуманной им авантюре. Капиллярные ручки, фломастеры, несколько резиновых доисторических штампов – все живописно лежало вокруг пустого пока листа. В углу сонно помаргивал экраном компьютер Петькиного отца – тоже необходимый инструмент для задуманного.
В окна было видно снег и насупившийся дом близнец напротив.
– Охотник, чтобы заманить любого зверя, хищного или травоядного, все равно, приманивает его на манок, – продолжал меж тем Максим, – Но для каждого зверя манок должен быть свой. То, что он любит. Что любит Сеня?
– Ну… – сказал Петька, – наверное, мучить слабых.
– Не только, – кивнул Крохин, – мучит слабых это у него так… хобби. А по настоящему он любит одно…
– Что?
– Помнишь, как он от бандитов убегал? Помнишь? А из-за чего?
– Говорят, задолжал кому-то и… Я понял!
– Больше всего на свете Сеня любит деньги, – торжественно сказал Максим и аккуратно вывел на бумаге несколько цифр, а рядом строгим взрослым почерком написал: «всего».
Петька смотрел восхищенно – все-таки друг у него просто гений. В одиннадцать лет такие мозги иметь – это что-то!
Максим рисовал сосредоточенно, вдумчиво шептал себе что-то под нос. Лист перед ним покрывался строгими линиями и значками, приобретая удивительно серьезный и официальный вид.
– Вот это да! – выдохнул Смирнов, – ну ты даешь, голова!
– А знаешь, какой еще недостаток есть у Сени, кроме жадности?
– Нет…
– Любопытство, – сказал Максим Крохин, – вот на этом мы его и поймаем.
И он замолчал, глядя на свое творение. С первого взгляда было видно, что это карта.
Но не такая, что они рисовали совсем недавно, нет! Те карты были стилизованы под старину, и даже выкрашены разведенной акварелью, чтобы имитировать древний папирус – они рождали ощущение погребенной во тьме веков тайны. Но эта карта была другая. Она была серьезной! Вот, что приходило в голову при первом на нее взгляде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197