Степан хранил поистине буддисткое спокойствие.
– Это же кладбище! – сказал Севрюк глухо. – Как можно пробовать жить на кладбище?
– Спроси у меня... – произнес Степан Приходских. На этом грандиозное бегство из города четырех сообщников и завершилось.
На пути домой зашли в продуктовый магазин. Угрюмые небритые стражи с трофейным оружием, представившиеся наемной охраной магазина, обыскали горе-путешественников и временно конфисковали все огнестрельные единицы. На вопрос, завозят ли в город продовольствие, охрана ответила отрицательно, а один из небритых добавил в утешение:
– Ниче, до Исхода хватит.
С тем их и пропустили. Обозревая свою все так же уютно-обжитую комнату, Влад неохотно признался сам себе, что ни капельки не верил в благополучный исход побега.

8

– ...я сказал! И плевать я хотел на твоего Плащевика!!!
– Что ты сказал? – спросил Босх. Вкрадчиво так спросил.
Кобольд съежился и замолк, нервно вцепившись волосатыми лапками в подлокотники кресла. Восемь глаз уставились на него с холодным осуждением, к которому примешивалось подозрение и откровенная злость.
– Ты не прав, Кобольд, – мягко и интеллигентно сказал Босх.
– Да как он может быть прав, тварь дрожащая! – бросил Пиночет, что сидел как раз напротив Кобольда и поглядывал на того не обещающим ничего хорошего взглядом.
Босх коротко глянул на Васютко, и тот тут же примолк. Плащевик Плащевиком, но кто спасет его, Николая, ежели бывший бандит вдруг разбушуется?
Однако попал же тот в список спасенных. Ну чем он, спрашивается, это заслужил – жестокостью? А если бы Ангелайя остался в живых, тоже был бы здесь, за этим столом?
Комната, в которой велась красноречивая беседа, формой и пропорциями очень сильно напоминала обыкновенный гроб, если бы этот предмет увеличили раз в двадцать пять. Потолок был каменный, неровный и бугристый, в затейливых извилистых трещинах. Сквозь трещины просачивалась влага и капала на пол, так похожий на потолок, словно комната стояла на исполинском зеркале. Дальше воде впитываться было некуда, и она застаивалась вонючими лужицами. В прогнившем дереве суетливо извивались белесые червеобразные создания, изредка показывая на свет белую тупую морду. От воды в воздух неторопливо вздымались тягучие испарения.
Однако Плащевик, когда пригласил их сюда, сказал, что это убогое помещение – всего лишь прихожая, или Преддверие.
– Мне сказали, что это коридор, – сказал Босх, входя, – но я то знаю, что это Чистилище.
– А дальше – ад? – спросил Стрый с дальнего конца стола.
– Для кого ад, а для кого и рай, все зависит от того, какую сторону ты держишь.
Уродливый антикварный стол стоял точно в центре комнаты и мрачно поблескивал полированной поверхностью. На нем лежало пять серебристых, отточенных до бритвенной остроты изящных ножей, все остриями к центру стола. Каждый из ножей лежал подле своего владельца и диковато отсвечивал от тусклой лампочки.
– Плащевик – он все знает, – произнес с фанатичной уверенностью Николай. – Видели бы вы его!
– Да видел я! – громко сказал Босх. – Ну и что? Ханурик какой-то в плаще – лица не видать.
Плащевика Босх встретил сразу после бегства с места гибели своей армии. Вороной «сааб» неожиданно подрезал его, вынудив резко тормознуть. От антрацитово-черной машины веяло чем-то таким нездешним и угрожающим, что даже крутой норовом глава битой армии не высказал никакого недовольства. Напротив, он, внутренне содрогаясь, вышел из своего дырявого броневика и на подгибающихся ногах подошел к замершему автомобилю, щуря глаза и пытаясь разглядеть что-либо за глухими тонированными стеклами. Тщетно – в полной тьме черное авто казалось порождением самой ночи. Только что-то красное помигивало в салоне, да остро пахло продуктами сгорания бензина, доказывая, что черный автомобиль – не сон. Фары «сааба» тускло светились.
С тихим, но неприятным, как шелест крыльев летучей мыши, шорохом скользнуло вниз стекло передней правой двери. За ним таилась тьма, из которой выскользнули негромкие слова:
– Ну что же ты, Леша?
– А? – спросил Босх, совершенно растерявшись.
– Ты бежал, оставил всех верных тебе людей умирать. Сбежал, спасая свою драгоценную шкуру. А они ведь погибли, все до единого мертвы.
– Я... нет... – пролепетал испуганно Босх, – они... победят!
За стеклом свистяще вздохнули, словно невидимый собеседник страдал астмой или экземой легких:
– Леша-Леша, ты же прекрасно знаешь, что они не победят, как не победят и сектанты. И ты знал это, отправляя своих людей в битву!
Босх потрясенно отшатнулся, ему одновременно хотелось бежать – и остаться здесь, выслушивая страшные откровения. И это трогательное обращение заставляло его, всесильного Босха, вновь почувствовать себя семилетним мальчиком Лешей Каточкиным, который так боялся чужих людей.
– Ну-ну, – шепнули из «сааба», – не все так плохо. Знаешь, нам нужны люди вроде тебя. Люди без принципов, которые в любом случае уцелеют и спасут самих себя. Поэтому тебе очень повезло, Леша, тебя выбрали для ответственной миссии. И нормальное ее выполнение позволит тебе остаться в живых после Исхода.
– Исхода? – спросил Босх ошеломленно. Позади в ярких дымных взрывах гибли последние его соратники.
– Да, Исхода. Потому что Исход переживут лишь немногие. Избранные. Большая часть их, – за окном что-то шевельнулось, может быть, невидимый собеседник указал в сторону красочной канонады, – не пережила бы.
Босх молчал. Позади небо окрасилось в дымно-оранжевый цвет, свойственный закатам накануне больших потрясений.
– Даже так, Леша.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143