Мягко приземлился Никита на выступ причудливой резьбы под самым потолком.
Здесь запах трав был силен, экзотические благовония поднимались к потолку разноцветным дымом, пахло резко и оглушающе, так что пленник, выведенный из высокой стрельчатой арки, остановился и ошарашенно заморгал.
Зал был черен и покрыт золотой и белой резьбой, что создавало очень резкий контраст, и резьба, казалось, светилась, играла яркими красками. Тут и там выделялись агатовые фрески, изображающие кошмарных многоногих и многоглазых химер. В глазницы каменных тварей были вставлены огненные рубины, красные, как артериальная кровь. Камни мягко светились, играли изнутри живым огнем. Пол был выстлан полированным черным камнем с сахарной белизны прожилками, а на полу...
Два десятка существ-нелюдей с зеленой, покрытой жесткой чешуей кожей толпились на сверкающих плитах, бешено размахивали искривленными конечностями, тряслись крупной дрожью и вздымали уродливые головы к потолку, под которым плавал туман, смешиваясь с курящимися смолами. Ор стоял оглушительный – вой, визги, кваканье! Чешуйчатые вращали пустыми рыбьими глазами с почти белой радужкой, разевали широкие, полные мелких зубов пасти.
Стоило появиться пленнику, как они все отпрянули, обнажив начертанный на полу странный, причудливый знак, с резкими углами и пересечениями. Линии его вились прихотливо, соединяясь в некотором подобии рун, и снова расплетались, расходились веером. Знак тоже был черным, вот только почему-то очень хорошо виден на полу. Визжащая толпа, отпрянувшая при виде пришедшего, сорвалась с места и, подскочив к Выбранному, скопом навалилась на него, скрутив руки, потащила к символу. Выбранный кричал, вырывался, но крики тонули в гвалте чешуйчатых.
А потом вошли Хозяева, сразу из всех входов, что присутствовали здесь во множестве, и гвалт затих, лишь Выбранный тихо стонал, раз за разом выговаривая странные слова:
– Своих, да?! Своих?!
При виде Хозяев из глаз спящего Никиты капнули еще две слезы. О да, знакомые массивные силуэты.
Выбранный, абсолютно один, остался стоять на коленях посередине зала. Встать он не мог – был прикован к широким стальным кольцам посередине знака. При виде Хозяев он дернулся всем телом, чуть не упал, пытался отползти, но цепи держали, не пускали, как две вороненые стальные змеи.
– Исход! – заорал кто-то из чешуйчатых, пока тролли приближались к Выбранному.
– Исход!!! – подхватил другой, и вот уже весь зал содрогался от визгливых криков:
– Исход! Исход! Исход!
Никита смотрел. Не закрыл глаз, когда Хозяева подошли в Выбранному. Не закрыл их и потом, досмотрев церемонию до конца. И понял, в чем заключается Исход. Не тот, когда покидаешь дом и родных, оставляя лишь пыль и запустение, словно ты никогда здесь и не жил, не тот, когда тебя выбирают и ты уходишь из деревни. А настоящий Исход, которым можно пугать детей.
Теперь Трифонов понял, почему не остается ничего после того, как очередной чумной покинет город, поверхность. Ведь если Ушел – это все равно что...
«Так просто?» – спросил бы Влад, увидь он картину Исхода очередного бывшего горожанина.
Но Никита мог лишь бояться и потому со слезами проснулся. Занимался рассвет, солнце нехотя поднималось над горизонтом, чтобы через несколько часов снова погрузить замерзающий город во мрак.
А внизу, напротив, будет тепло и светло.

9

Утром они пришли. Бледные, кое-кто казался откровенно испуганным, но никто не пожелал остаться дома. Здесь были все: Влад и Мельников, Степан и Саня Белоспицын. И Мартиков тоже был здесь, тоскливо смотрел в пол.
– Мы решили, что идти вам одним – это верная гибель, – сказал Влад.
– А с вами разве не верная? – спросил Дивер, не сумев, однако, сдержать благодарной улыбки.
– С нами – посмотрим.
Дивер снова улыбнулся. Оглядел пришедших. Одеты тепло, вооружены по полной программе. Бойцы! Все до единого найденные трофеи решили пустить в ход. Взяли три раритетных электрических фонаря на батарейках, не забыли и две керосиновые «летучие мыши». За окном падал приятный утренний снежок, засыпал подоконник толстым слоем белоснежного, совсем не городского снега. Через девственно гладкую поверхность быстрой стежкой проходили птичьи следы. Маленькая пичуга побывала здесь ночью, постучалась в стекло, а потом улетела. Может быть, она была розово-золотая, как во сне?
– Хорошо, что вы пришли, – сказал Никита Трифонов, выходя из близлежащей комнаты. – Нам надо идти, если вы не хотите, чтобы с вами сделали то, что бывает с людьми после Исхода.
– Эка, испугал! – произнес Влад, входя. – Исход! Отбоялись мы твоего исхода. Да и разве не видно – над нами он не властен?!
– Он властен над всеми, – тихо сказал Трифонов, – только одни приходят сами, а других ловят, и...
– Да что ОНИ с ними сделают! Что ОНИ вообще могут сделать?! – тут Влад осекся и глянул Никите в глаза. Тот смотрел горестно.
– Что... – хриплым голосом выговорил Сергеев, – неужели едят?
Трифонов не сказал ни да, ни нет, но всем стало ясно – так оно и есть.
– Хонорова берем? – спросил Степан.
– Не оставлять же его здесь, – Дивер спешно одевался, напяливал видавшую виды летную куртку, теплую и крепкую. – Кому-то придется его вести, прикрывать.
– Я поведу, – кивнул Мельников, – как-никак я его первым встретил.
– Вот так, прозаично, – сказал Влад в пустоту, – разве так бывает?
– Только так и бывает, – Севрюк подтолкнул замершего Владислава, не стой, мол, столбом, – жизнь вообще прозаична. Давайте облачайте Хонорова, да и пойдем.
Евлампий что-то забормотал и стал вяло отбиваться, но его подняли, начали напяливать зимнюю одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143