И помнил здоровенного злющего пса, что жил у соседей. Кавказская овчарка, лохматая, огромная, с мутным шальным взглядом. Ее всегда держали на цепи, после двух или трех случаев нападения на людей. Овчарка Колю ненавидела и, как только он приближался к забору, разделяющему его и соседский участок, издавала низкий, полный сдерживаемой злобы рык.
Ночами Коля строил планы сладкой мести, в которых псина гибла удивительно изощренными для семилетнего мальчика способами. После таких мечтаний не выросший еще Коля Пиночет с особым удовольствием мучил пойманных им беззащитных котят и щенят.
Звук за дверью был тем самым рыком. Не предупреждающим, а, скорее, предвкушающим. Собака вернулась?
Пиночет представил себе этого зверя за дверью – огромная (Николай вырос, но и она выросла вместе с ним, приобретя те же пропорции), шерсть вечно всклокочена и висит грязными сосульками. А главное – глаза – гноящиеся, отекшие и полные мутной ненависти и вместе с тем какой-то потусторонней разумности.
– Ну, чего там? – уже спокойнее спросил Стрый.
– Ничего... – сказал пересохшим горлом Васютко и отпустил ручку двери. На ней остались мокрые следы его пальцев. – Пусть прошлое остается за дверью.
– Чего? – вылупился его напарник, но тут Пиночет глянул на него и злобно зашипел:
– А канистра?! Канистра где, дурило тупорылое?! Ты что, ее забыл там, да?!
Лицо Стрыя выразило весь спектр раскаяния – от виноватого удивления до мучительного стыда. Он смотрел на свои пустые руки – так и есть, оставил канистру в переулке.
– Быстро за ней! – прошипел Пиночет и не удержался, сильно толкнул его в плечо. – Пошел, пошел, пошел!
Напарник поспешно покинул помещение и, громко топая, побежал за канистрой. Николай еще раз посмотрел на неоткрытую дверь, за которой сейчас было тихо. Потерпи, собачка, потерпи еще с полчасика, скоро тут будет много огня. Хватит и тебе.
У входа Стрый запнулся и чуть не упал, пробормотав под нос проклятие. Скоро вернулся назад, пыхтя от натуги и сжимая в руках крашенную зеленой краской двадцатилитровую канистру, полную чистого девяносто пятого бензина. Сейчас он ходуном ходил в канистре, плескал в стальные борта.
Оба несгораемых сейфа – в бухгалтерии и у шефа – были приоткрыты, и в дверцах сиротливо торчали оставленные ключи. Пиночет еще раз подивился тому всеобъемлющему приступу склероза, что охватил буквально всех работников фирмы. Тут уже пахло какой-то мистикой. Но сейчас, в час ночи, мистика казалась чем-то совершенно естественным, и потому мысли обо всех этих странностях лишь на миг промелькнули у Пиночета в голове. Его нервировала запертая за деревянной дверью собака, и он торопился зажечь в этих каменных стенах большой очищающий пожар.
В кабинете безвестного руководителя фирмы обретался массивный стол черного дерева. Ночные тени падали с улицы на картину, и, казалось, изображенное там море буйствует и перекатывает тяжелые, с желтыми пенными шапками валы. Сейф тоже был приоткрыт и содержал в себе несколько толстых денежных пачек, а также инкрустированную золотом зажигалку фирмы «Ронсон», с маленьким брильянтом в основании. Деньги Пиночет рассовал по карманам. А зажигалкой некоторое время любовался, поворачивая то так, то этак на свету, а потом тоже взял с собой.
Кипы бумаг, извлеченных из сейфов, неопрятной кучей сложили в самом центре холла, притащив для надежности еще тонкий ковер из другой комнаты. В ночной полутьме этот натюрморт смотрелся как некий Эверест, в котором роль снега играли бумаги, а основанием служило ковровое покрытие.
– Лей! – коротко приказал Пиночет, и Стрый, поспешно откупорив канистру, от души ливанул на бумажную гору.
От нее сразу попер удушающий едкий бензиновый запах. Но Стрый не останавливался, разливал горючую жидкость вокруг, она текла по доскам пола, тяжело в него впитывалась. Пары бензина возносились к потолку призрачным маревом.
– Готово, – отчеканил Стрый и швырнул пустую канистру в сторону бухгалтерии.
Стоя спиной к закрытой двери, Пиночет открыл позолоченную крышечку дорогой зажигалки, но кремневое колесико крутнуть не успел. Одновременно с раздавшимся за спиной резким неприятным скрипом в затылок Николаю Васютко уперлось нечто холодное и явно стальное.
Ствол. Оружие. Очень низкий хриплый голос с усилием выдавил над самым ухом:
– Бросай...
Но зажигалка и так выпала из ослабевших Пино-четовых пальцев и шлепнулась на пропитавшийся бензином пол.
Пиночет стал оборачиваться. Он не хотел этого делать, но осознание, что стоящее позади пришло из закрытой комнаты, заставляло его посмотреть в глаза своему страху. Он не мог не взглянуть. И в первый момент Николаю действительно показалось, что он видит перед собой вставшую на задние лапы косматую овчарку, смотрит в ее дикие звериные глаза. Но потом он увидел ствол пистолета, увидел камуфляжную форму, обтягивающую вполне человекоподобный силуэт, и до него дошло:
«Охранник! Все время был здесь, прятался за дверью!!»
Вот только что-то с охранником было не то, что-то неестественное было в том, как он поводил стволом своего оружия. Так, словно рука его дрожала, и он никак не мог остановить эту пляску конечности. И, смотря во все глаза на пришельца из-за закрытой двери, обмерший от страха Пиночет замечал все новые и новые неправильные в нем детали. Уши у охранника были чуть заострены и ощутимо дергались, верхняя губа задралась и тоже подергивалась, как от тика. Глаза торопливо бегали из стороны в сторону.
– Я... – начал было Пиночет, но тут охранник задрал еще выше губу, явив полутьме крупные белые зубы, и издал тот самый низкий, горловой рык, который Николай раньше приписывал собаке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143