Витек молча отстранил напарника и с трудом поставил зеркало вертикально. Стекло было матовым. Первые капельки ночного дождя растеклись по нему грязными пятнами, и Васек понял, что оно просто покрыто застарелой пылью.
На свету находка преобразилась и загадочно заблестела. Вещь явно была очень старая, может быть – антикварная. Возможно – стоила много денег. Мысль эта мелькнула в затуманенных мозгах Васька, и он уже открыл рот, дабы поведать ее напарнику, как вдруг обнаружил, что тот стоит, обеими руками удерживая раму, и не двигается.
Свет фонаря поблескивал на пыльной поверхности. Витек не шевелился, и его коллега, поколебавшись, заглянул ему в лицо. Отраженный свет из зеркала освещал застывшую непроницаемую маску, возникшую вдруг на лице приятеля. Глазки у него были бессмысленны и мутны, как, впрочем, и всегда, когда он перебирал лишнего.
Васек толкнул друга в плечо и вопросил:
– Да ты чего, Витяй? Чего смотришь?
Нет ответа. И тут Василий с неприятной дрожью осознал, что от его толчка Витек даже не покачнулся. Так и стоит, как изваяние, с этим дурацким зеркалом в руках. А в старом стекле отражается его силуэт.
Движимый странным порывом, Васек приблизился к зеркалу и протер стекло обшлагом своего потрепанного ватника, чтобы получше разглядеть отражение. В следующее мгновение он с глухим вскриком отшатнулся, рот его приоткрылся, в глазах медленно разгоралась искорка страха.
В зеркале был не Витек. Вернее, отражение сохраняло его черты, вот только двойник за стеклом был без сомнения разумен и полон злобы. Словно в это отражение разом вселились все худшие черты и все пороки, что были у оригинала, не затронув при этом ни одной светлой его черты. И эта жестокая темная личина за серым стеклом ухмылялась. Выражение же лица оригинала было бесстрастно, а глаза казались незрячими кусочками мрамора.
Между тем, с отстраненной безмятежностью Витек начал медленно наклоняться к зеркалу, как будто хотел упереться лицом в стекло или поцеловать его. А двойник из темной глубины тоже стал приближаться, сохраняя леденящую усмешку. Его лицо было похоже на лицо утопленника, ясным летним днем возникающего из мутной речной воды.
Васек захотел закричать. Его утлый и ограниченный мирок, в котором он провел последние пять лет, стремительно утрачивал границы и раздувался, как извлеченная на поверхность глубоководная рыба. Раздувался, чтобы взорваться в последней ослепительной вспышке.
А под сенью горы дурно пахнущего мусора разворачивалось все более кошмарное действо. Двойник достиг границы стекла раньше Витька и стал противоестественным образом выпячиваться наружу, на глазах обретая рельеф. Витек наклонил голову еще – и его лоб соприкоснулся со лбом выходца из Зазеркалья.
И стал с ним сливаться. На глазах у Васька его давний сотоварищ превращался в единое целое с непонятной, но без сомнения злобной тварью из зеркала. Лицо Витька исчезло, поглощенное чужой личиной, он сделал еще шаг, распахнул широко руки и обнял зеркало. Руки тут же начали погружаться в железную раму, словно она была сделана из размякшего пластилина. На месте головы трепыхалась и судорожно вздрагивала какая-то неясная биомасса телесного цвета. Зеркало дрожало, меняло свои очертания, на глазах превращалось в одно целое с Витьком. Когда в шевелящейся массе вдруг проглянуло оскаленное лицо двойника, возникшее там, где у Витька когда-то была спина, мир взорвался. Василий заорал, повернулся и побежал прочь, нелепо размахивая руками. Ноги у него заплетались, рот раскрылся в долгом вопле, заполненные до краев паническим ужасом глаза обратились к моросящим небесам.
Шатаясь, он достиг ворот свалки, выскочил на темную улицу, не прекращая орать, запнулся и тяжело повалился на гладкий капот «сааба», заставив машину качнуться. Потом вскочил и, размазывая грязь по обезумевшему лицу, побежал вниз, в сторону реки, унося с собой свой долгий крик.
Когда он окончательно затих вдалеке, скрежетнул и завелся двигатель автомобиля. Дым вырвался из выхлопных труб едким облаком, потом снова лениво заструился. Мягко стронувшись с места, «сааб» миновал ворота и поехал к центру свалки. За лобовым стеклом что-то багрово помаргивало – может быть, диод, а может, панель приборов.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Неожиданный контрастный душ вернул в это хмурое утро чувство недовольства миром Владиславу Сергееву, человеку довольно жизнерадостному. Впрочем, не ему одному.
Многодырчатая головка душа, доселе изливавшая на клиента горячую и остро пахнущую хлором благость, вдруг спазматически содрогнулась и напрочь эту благость утратила, оставив в распоряжении Владислава только ее холодную составляющую. В принципе, холодный душ с утра не такой уж кошмар, при условии, что это утро солнечного июльского дня с температурой выше двадцатиградусной отметки. Нынешнее утро под такое определение не подходило, предпочитая солнечным лучам вялую осеннюю морось и промозглость.
Ругнувшись сквозь судорожно сжатые от неожиданности зубы, Влад прикрыл ледяной поток и, содрогаясь от холода, поспешил покинуть доисторическую чугунную ванну, а следом и ванную комнату.
Чистая одежда не грела, и он накинул поверх еще и свитер грубой вязки серо-малинового цвета. Влад подошел к окну под бодренькое бормотание радиоприемника, выглянул наружу. Дворик был пуст и захламлен. Карусель уже успели погнуть, и она уткнулась одним сиденьицем в землю, вознеся другое на недосягаемую для пятилетних детей высоту.
От ледяного душа у Владислава разболелась голова, и он с трагическим вздохом отвернулся от окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143