И Василий рассказал историю превращения его напарника в зеркало. На середине рассказа он вынужден был остановиться и перевести дыхание, почему-то вспоминать было нелегко. Хоноров внимательно слушал, все так же раскачиваясь на сиденье. Древний дед у подъезда взирал на это с невозмутимостью горных вершин Памира.
– У тебя в детстве с этими стекляшками ничего не было связано? – внимательно выслушав рассказ, спросил Хоноров. – Учти, я тебе не просто так это говорю, ты должен вспомнить, что именно тебя пугает. Только так можно бороться с чудовищем у тебя на шее.
Мельников послушно напряг память, рылся в ней, как все предыдущие годы рылся в мусорных баках – среди гниющих отбросов нет-нет да и найдется нечто ценное. Но так ничего и не обнаружил. Много было гадостей в его памяти, много горя, а вот чего-то хорошего – так, на самом донышке. Приняв это, как очередное подтверждение своей неудавшейся жизни, Васек приуныл.
– Не вспоминается? – участливо спросил Евлампий Хоноров. – Это ничего, вспомнится. Такое, оно знаешь, всегда на дне памяти обретается. Копни поглубже – обнаружишь его, эдакую черную склизкую корягу.
Поводив бездумно глазами по сухой вытоптанной земле вокруг карусели, Василий спросил:
– А у тебя тоже есть монстр?
– Есть! – хохотнул Евлампий. – Только у него кишка тонка меня догнать. Уже целый месяц гоняется, а поймать не может.
– Какой он?
Вот тут Хоноров замялся, поправил нервно очки:
– Ну, знаешь... В общем, тебе это не должно быть интересно. В конце концов, его целью являюсь только я, так ведь? – Он порывисто поднялся с сиденья.
– Постой, – сказал Мельников, – ты говоришь, их уже много, таких монстров?
– Много. Больше, чем ты думаешь. Наверное, даже больше, чем я себе представляю. Может быть, весь этот город состоит из монстров, а?
На улице стало темнее – очередной летний вечер на кошачьих лапах вступал в город. На востоке небо потемнело до фиолетово-синего удивительно нежного оттенка, а потом вдруг эта пастельная благость ощетинилась колючей и пронзительной звездочкой. По улице пробегали смутные тени, порождения сумрака. Редкие машины зажгли фары, и улицы наполнились вечной битвой тьмы и электрического света.
Окна домов тоже зажигались одно за другим – желтым светом электрических ламп и белым мерцающим ламп газоразрядных. Толстые шторы закрывали эти окна от мира, и свет, проходя через них, преобразовывался в десятки разных оттенков – зеленый, синий и багрово-красный. А иногда из-за них на тротуар падали сотни маленьких игривых радуг – от люстр с хрустальными лепестками. Одно из окон неритмично мерцало синеватым неопределенным цветом – там смотрели телевизор, и диалоги громко доносились через открытую форточку.
Где-то далеко разговаривали люди, спорили, кричали. Может быть – все та же нерассасывающаяся очередь у колонок. Лаяли собаки, и на пределе слышимости стучали колеса пригородной электрички.
– Так куда мы теперь? – спросил Мельников, шагая вслед за Хоноровым вдоль Покаянной улицы. Дорога здесь была на редкость ухабиста и зачастую радовала водителей узкими провалами почти полуметровой глубины, которые, наполнившись водой во время дождя, коварно притворялись неглубокими лужицами.
– Как я уже говорил, нас – не один и не два. Нас много. Часть я в меру сил смог объединить, и мы образовали нечто вроде группы, потому что заметили – когда мы рядом, монстры на время оставляют нас в покое. Ведь много людей – это сила, Васек. И не только физического плана, – Хоноров покосился на поотставшего Василия и быстро заметил: – Да не боись ты так! Мы сейчас пойдем на квартиру, где собираются пострадавшие. Никакое ходячее зеркало до тебя уже не доберется. И потом, я... – И в этот момент над головами идущих с резким щелчком включился фонарь. Помигал нежно-розовой точкой, а потом стал разгораться, крепчать, наливаться естественным голубоватым светом.
Фонари зажглись по всей улице – тоже разноцветные, розовые, оранжевые и синие, мигом придав обшарпанной Покаянной какой-то праздничный и веселый вид. Это было красиво, уходящая вдаль улица, расцвеченная цепочкой разгорающихся фонарей, – а над ней светлое закатное небо.
Однако на освещенном синим мерцающим светом лице Хонорова была только нервозность и озабоченность. Он вздрогнул, когда включился фонарь, а теперь оглянулся назад в образовавшуюся густую тень между домами.
«А ведь он боится, – подумал вдруг Мельников. – Тоже боится!»
– Говоришь, город полон чудовищ? – спросил он вслух.
– Да, – откликнулся его спутник слегка отстранение, – прибавим шагу. Сейчас ночь, а они очень любят темноту.
– Кто – они? – спросил Василий.
Но Хоноров только нервно качнул головой.
– Смотри на небо! – приказал он резко. Василий поднял голову и вгляделся в закатное небо. Ничего.
– Не туда, правее, вон над крышей того дома. Ты видишь его?
Приглядевшись внимательнее к указанному строению, Мельников различил на крыше какое-то шевеление. Он, не отрываясь, смотрел, как что-то черное ползет по крытому шифером скату, а потом вдруг соскальзывает вниз и вместо того, чтобы упасть, распахивает широченные слабо обрисованные крылья и взмывает в небо стремительным силуэтом.
– Кто это? – спросил Мельников.
– Откуда я знаю, – пожал плечами его спутник. – Чей-то страх. Чей-то вечный спутник.
Они быстрым шагом шли дальше и на перекрестке свернули с Покаянной на Ратную улицу, еще более запущенную и обшарпанную.
– Они везде, их все больше и больше. Вон смотри, кто там роется в мусорном баке? Бомж? Бродяга?
– Нет, – тихо сказал Мельников, – их больше не осталось в городе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143