– А ну, пшла! – рявкнул Хоноров на смутно виднеющуюся в темноте тень.
Та проворно выскочила на свет, на миг замерла – крупная серая собака. Она смерила двоих потревоживших ее зеленоватыми дикими глазами, а потом заскользила легко прочь.
– Зверь, принявший обличье пса! – провозгласил Хоноров и двинулся дальше. Василий последовал за ним с некоторым сомнением, ему все меньше начинала нравиться эта темная улица, эти шевеления в густой тени зданий.
– Послушай... – сказал было он, но тут Хоноров остановился. Замер, как изваяние. Потом обернулся к Мельникову – глаза его растерянно бегали, голова смешно наклонена.
– Ты что-нибудь слышишь?
Ваську стало смешно, смешно до истерики. Этот спаситель рода человеческого стоит и прислушивается ко тьме, как малый ребенок, который впервые отважился гулять во дворе до темноты.
– Я много чего слышу, – сказал Василий, – я слышу, как лают собаки и шумит вода у плотины. Еще музыка где-то... далеко.
– Нет, – напряженно сказал Хоноров, – такие характерные звуки. Хлюпающие...
Мельников честно послушал, но ничего не уловил.
– Пойдем, пойдем! – торопил Хоноров. – Если успеем дойти до квартиры – считай, спасены.
Они ускорили шаг. Фонари здесь не просто не горели, а были разбиты и зачастую осколки ламп валялись прямо под ними.
Впереди на асфальте что-то чернело. Вблизи обнаружилось, что это давешняя собака. Вернее – труп давешней собаки. Псина лежала свободно вытянувшись, на боку, словно прилегла сладко подремать на самой середине дороги. Но пустые глазницы рассеивали иллюзию сна – животное было мертво.
Как только Хоноров увидел эти кровавые неглубокие ямки, он остановился и обхватил голову руками.
– Эта тварь меня выследила. Она здесь! Она где-то рядом!! – Он обернулся к Василию, и теперь на лице его озабоченность уступила место откровенному страху.
Оглянулся и Мельников – абсолютно пустая улица уходила во тьму. Только сейчас он заметил, что кроме них, на ней нет ни одного человека.
– Что делать, Мельников?! – закричал Хоноров. – Что нам теперь делать?!
От собственного крика он вздрогнул, прошептал:
– Я его слышу, ясно слышу, как он идет. Василий отступил к одному из фонарных столбов и прижался спиной к шершавому бетону. В душе он уже проклинал свою неожиданную надежду, из-за которой он доверился этому странному типу и дал себя завести в трущобы.
– Куда ты идешь?! – в панике крикнул Хоноров. – Он любит глаза, знаешь?! Он их обожает!
Мельников прерывисто вздохнул, борясь с желанием побежать. Евлампий Хоноров быстро отступал с середины улицы на тротуар, собираясь, видимо, уйти через один из проходных дворов.
Не успел – из чернильной тьмы возле полуразрушенной хрущобы выметнулось гибкое фосфоресцирующее щупальце. Полупрозрачное, обросшее каким-то шевелящимся и судорожно дергающимся мхом. Было что-то неуловимо омерзительное в этой конечности, и Мельникову оно напомнило змею, гибко скользящую среди трав.
Вырост этот знал свое дело хорошо, потому что стремительно и резко вцепился Хонорову в глаза, и Василий четко услышал, как треснули очки его нелепого проводника. На асфальт посыпались осколки стекол.
Хоноров закричал – тонким криком попавшейся дичи. Он попытался руками оторвать щупальце от лица, но тут же отдернул их, словно обжегшись. Василий стоял у фонаря, не в силах бежать, не в силах оставаться.
И тут на свет явился хозяин щупальца – бесформенная, источающая вонь туша. Может быть, именно ее столь страшный для жертвы вид придал сил погибающему Хонорову? Факт есть факт – тщедушный борец с монстрами снова схватил присосавшуюся к его лицу конечность и с усилием отодрал ее. Вокруг глаз у Хонорова теперь были другие очки – сильно кровоточащие обода. Он последний раз посмотрел на замершего Мельникова, а потом отшвырнул щупальце в сторону и, шатаясь, побежал дальше по Ратной. Щупальце вяло изогнулось вслед за ним и стало видно, что на содрогающейся слизистой поверхности остались четкие кровавые отпечатки ладоней.
Туша мощно вздохнула, стоя на месте. Щупальца ровно колыхались, протягиваясь в ту сторону, куда убежал Евлампий Хокоров.
Затем чудовище медленно двинулось дальше, миновало Василия, обдав его целой смесью омерзительных запахов, и скрылось в одном из дворов в вечном своем преследовании.
Вся битва заняла минут пять от силы. И только кровь на покореженном асфальте напоминала теперь Василию о его кратковременном компаньоне.
– Все правильно, – сказал Мельников вслух, – оно не настроено на меня. Оно не мое.
Откуда-то сзади послышались четкие и уверенные шаги. Оборачиваясь, Васек уже знал, что он увидит. Витек выходил из полутьмы – высокая и нескладная фигура. Вечная улыбка на неживом лице. Его страх, его монстр, его самый верный спутник.
– Слышишь, ты! – закричал Василий, переходя с быстрого шага на бег. – Я знаю, что тебя можно убить! До тебя можно добраться, и я вспомню, черт подери, вспомню, что случилось со мной в детстве! Я вспомню о зеркале!
Но Витек не ответил, зеркала не могут разговаривать. Они лишь могут отражать тех, кто в них смотрится, приукрашивая или уродуя – каждое в меру своей испорченности.

В яркой огненной вспышке город лишился газа. Нет, сам газопровод остался в целости и сохранности, вот только пропан по нему уже не шел, иссякнув не то на входе в город, не то на выходе из земных недр. Но приписали это, естественно, взрыву – людская молва в поселении в последнее время отличалась недюжинной пластичностью.
В один из ярких и солнечных дней конца июля, Антонина Петровна Крутогорова, страдающая лишним весом и сердечным недугом учительница младших классов, поставила эмалированный чайник веселенькой желтой расцветки на одну из закопченных конфорок своей кухонной плиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143