Александр поплелся наверх, тяжко шаркая ногами, а рядом, в свете подобранного фонарика, жутко и гротескно качалась его искаженная тень.
– А они не видят ничего! Совсем, словно слепые! Все вокруг, да они тупеют на глазах! Тупеют и звереют, только шерстью осталось обрасти! Животные! – вещал он же, час спустя сидя за чашкой остывшего крепкого чая, в котором сахару и лимона было столько, что по мозгам било с первого же глотка. – Целый город потомственных кретинов! Как они меня раздражают! Все! До единого! В последние дни я вовсе перестал надеяться, что есть еще кто-то, кто понимает!
– Ты поэтому решил всех резать?! – спросил Сергеев, сидя напротив.
– Все одно ничего не изменишь! Но на самом деле резать я решил не из-за этого. Точнее, не совсем из-за этого.
– Ну, – подтолкнул Влад, чувствуя неприятный холодок внутри. И вроде бы все понятно, довела парня одинокая жизнь, полная непонимания. А тут еще эти катастрофы – вот и тронулся мозгами. Но было ли что-то еще? И почему Владиславу все время кажется, что в руках у него сейчас самый кончик длинной и извилистой нити, что болтается в пустоте, уходя в какую-то неведомую даль.
– Подействовало на меня!
– Что подействовало? – вздрогнул Сергеев.
– Ну, это, что на всех действует. Из-за этого и на дискотеке бойня была, и в очередях народ грызется. Как что-то в воздухе разлито. Мы этим воздухом дышим, и нам мутит мозги, и ведем себя не как люди. Это как... облако.
Сергеев медленно кивнул, на теплой кухне словно вдруг похолодало градусов на десять, появилась настойчивая потребность натянуть теплый свитер.
– Вуаль... – сам того не замечая, сказал Владислав.
Белоспицын настороженно смотрел на него:
– Ну и еще было... два дня назад со мной разговаривали из машины. Черной такой иномарки. Они говорили... говорили, что теперь все изменилось и больше не нужно сдерживать себя рамками морали. Что мораль – это пережиток, а когда все вокруг живут, как волки, то и ты должен им следовать, а то не будет радости в жизни. Радость, счастье – это когда ты в потоке. Когда со всеми.
– Ну, отморозков-то всегда хватало... А они и рады сбить с дороги слабых духом. Рады небось, что ты, ими науськанный, где-то ходишь и кого попало режешь, да еще и удовольствие получаешь от процесса.
– Это не все, – помотал головой Александр. – Они ведь мне на тебя указали...
– Что?!
– На тебя. Спрашивали, раздражаешь ли ты меня. А ты меня тогда сильно раздражал. Вот и говорят, начни, мол, с него. Все одно ему жить бесполезно.
– Так и сказали?
– Да.
Перед внутренним взором Владислава Сергеева всплыло мрачное темное лицо давешнего сектанта. Как там его? Рамена-нулла! Не от имени ли Просвященного Ангелайи действовали те типы в машине?
Свежеузнанные новости легли на душу тяжким грузом, целой грудой камней, один другого чернее. А потревоженная нить дрожала и колыхалась в студенистой пустоте, и кто знает – кого она пробудит там, на противоположном конце.
Ножик с изящным, поблескивающим лезвием лежал на столе, мерцал в свете керосинки.
– Нож тоже они дали?
– Они, – кивнул Белоспицын, – смотри, какие узоры.
И провел пальцем по вытравленным на металле черным колючим спиралям, до того изощренным и перепутанным, что с трудом воспринимались глазом. Нет, не ошибся Влад – вещица не просто дорогая, а очень дорогая.
Сосед смотрел на Владислава – не ненавидяще, как раньше, а с горячей надеждой. Что ни говори, а нервы у него были слабенькие, кидало из одной эмоции в другую. За окном бархатным океаном шевелился город, вздыхал в мягкой тьме, жил, несмотря ни на что.
– Вот что, – произнес, наконец, Влад, – не мы одни заподозрили неладное. Наверняка таких много – город большой. Из тех, кого я знаю, есть один.
Александр кивнул, потеребил нож на столе – опасный подарок от неизвестных доброжелателей.
– Мы ему позвоним. Завтра. Ты все расскажешь. Можешь даже подробней, чем мне, а там уже решим, что будем делать. – Владислав помолчал, потом глянул в упор на Белоспицына. – А сейчас иди-ка к себе. Убивать меня ты, наверное, уже не будешь, а родители заждались.
Белоспицын погрустнел и, кажется, опять собрался пустить слезу.
– Не пойду.
– Почему? Поругался или, как и меня, попытался порешить?
– Нет, – ответил Саня, – просто их нет.
– Так они что...
– Нет, нет! Они не умерли. Они просто... исчезли! – Белоспицын неожиданно скорчил гримасу и брякнул кулаком по столу. – Свалили они и вещички все за собой угребли! Пусто у меня в квартире, пусто! Я не говорил про это, да?!
В лад ошеломленно помотал головой.
– Сегодня вечером возвращаюсь с колонки, с ведрами, чтоб их! А дверь приоткрыта. Захожу, а там пусто. Голые стены, пыльно – ничего нет, словно я тут никогда и не жил. Меня бросили, а сами, небось, уже за городской чертой. А все потому, что люди такие – когда жареным запахнет, на других наплевать, главное – себя спасти.
И он откинулся на стуле, тяжело дыша.
– Вот теперь я, кажется, понял, отчего ты с ножом на людей начал бросаться.
Может, и врал пацан, стоило сходить проверить, благо квартира рядом, но что-то подсказывало Владиславу, что он увидит там пустоту без признаков жилья. Некстати всплыло и встало перед глазами воспоминание – опустевшая чердачная комната над городской АТС.
– Надо позвонить Диверу, – сказал Влад, – а раз у тебя никого нет, то ночевать можешь здесь. У меня есть раскладушка, и кухня, как отдельная спальня.
Сосед кивнул с явным облегчением. Видимо – проблема жилья его особенно беспокоила.
– В тягость не буду, – сказал Александр Белоспицын, отхлебывая остывший чай, – я... тихий.
– Стихи писал, на луну глядел?
Сосед мигом подобрался, глянул подозрительно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143