2.
А все же тьма могла быть холодной и колючей. Она могла быть и цветной полной красной изматывающей боли, что обвивала тело, как рубиновая змея, у которой каждая чешуйка заканчивала изогнутым шипом с капелькой разрушающего клетки яда. И змея эта содрогалась и пульсировала, и сжимала каждый раз новый участок оплетенного ею тела. Три дня и три ночи провел брат Рамена в этом черно-красном аду. Последнее воспоминание за которое он теперь все время цеплялся - была голова куклы. Лысая, ободранная, словно покрытая стригущим лишаем голова с небесно голубыми глазами. Она напоминала ему самого себя - такое же измученное, битое судьбой подобие человека. Его ведь ударили ножом! Собственная жертва ударила ножом, подловив на дешевый, наверняка подсмотренный в фильмах трюк. Кролик показал когти. Рамена думал, что умрет, и может тогда этот горячечный океан сменится покойной черной прохладой. И он ждал этого, он так надеялся, что змея распустит свои объятия. Или хотя бы вцепится ему в глотку своим изогнутым ядовитым зубом. На третий день он почувствовал, что больше не один в этой болезненной бездне, словно взятой откуда-то из средневекового ада. Черное пятно явившееся словно ниоткуда, колыхалось неподалеку под невидимым и неощутимым неистовым вихрем. Он кого-то напоминал, этот сгусток тьмы. Багровые глаза блекли на фоне красной пропасти, фигура потеряла всякое сходство с птицей, но суть, темная крылатая сущность осталась. Рамена ее чувствовал, и он узнал пришельца. -В...ворон... - изронил Дмитрий и тьма всколыхнулась, словно кивнула головой. Широкое темное крыло двинулось ему навстречу и застыло в приглашающем жесте. У ворона не было рук, но если бы были, то Рамена бы увидел протянутую ладонь. -Пойдем, - сказал Ворон, и умирающий, но по-прежнему верный его слуга протянул бестелесную свою руку. Ухватился. И тут же почувствовал, как змея расслабила свои тугие болезненные объятья, а мигом позже, безжизненной шелухой, спала со своей жертвы. Ворон сказал: -Держись, - и увлек Дмитрия за собой, сквозь ставшую почти родной кровоточающую вселенную. И они летели - бестелесный темный дух и бестелесный же человек. И на глазах Рамены кровавые краски стали исчезать из небосвода, а на место им приходила призрачная звенящая пустота. Это было лучше багрянца, много лучше. Здесь можно было существовать. Пусто внизу и вверху, блеск где-то далеко впереди - как будто солнце играет на горном хрустале. Он слепил глаза этот блеск, но и притягивал одновременно. Было очень странное ощущение, что Дмитрий находится внутри исполинского многогранного алмаза - тот же холодный льдистый отблеск. Он не пугал нет, но вызывал чувство подавленности, и незначительности своей. Поэтому Рамена был рад, когда он вслед за Вороном нырнул в густой подсвеченный сине-зеленым, почти бирюзовым светом, туман. Здесь было царство пастельных цветом и клубящихся расплывчатых теней. Тени эти, словно жили своей собственной жизнью, то подходили все ближе, так, что в какой то момент почти можно было узнать лицо, и тут же с тихим смешком отшатывались и исчезали в тумане. Шорохи, смешки и звонкий шепот, перекатывался в этом туман. Рамена и Ворон спускались вниз сквозь клубящуюся мглу, и Дмитрий уже знал, что увидит под облаками. Вдруг навалилось ощущение закрытого пространства разом, словно захлопнулась над головой какой то громадный непрозрачный колпак. И это было хорошо, потому, что колпак давал то, чего не было в прозрачной пустоте - такое желанное чувство защищенности, чувство крыши над головой. Да, Рамена уже испытывал такое, под крылом у своего Ворона. Поэтому, когда они прорвали последний облачный слой, и взору их предстала удивительно близкая земля, Рамена прошептал зачарованно: -Гнездовье... А Ворон, казалось, молчаливо кивнул в ответ. Широкая и бескрайняя, полная мрачноватых скал и дикой темно-зеленой зелени, под низким сводом зеленовато-лазурных туч лежала эта земля. Тут и там, из-под седых утесов вырывались пенные водопады, и неслись неистовой буйной стихией вниз, к горным подножиям, где и замирали тихими стеклянистыми омутами в которых не было дна. Ровные плешки полей приютились на крутых вспученных холмах, поросшим кривым ельником вперемешку со стройными, хотя и низкорослыми соснами. В иных местах горы вздымались так высоко, а туман опускался так низко, что верхушки сосен скрывались в зеленовато-голубом кружении, плыли сквозь него как мачты неведомых кораблей. Тут все дышало свежестью, какой то дикой, полной сил первозданностью, что виднелась в каждой черте этого странного края. Могучие скалы угрюмо пронзали небеса, острые грани напоминали мощные загнутые клыки, которыми земля эта грызла мягкое подбрюшье близких небес. Рамена летел над диковатым ландшафтом, иногда опускался ниже. Иногда взвивался вверх, к самым облакам, слушал их шорох и шепот. Тут и пахло по своему - остро свежо, непривычно. Запах влаги, хвои и чего-то еще, трудно определимого для выросшего в городе человека. Может быть так пах туман? Зеленоватая мята, легкий холодок. Интересно, если из этих туч идет дождь, пахнет ли он мятой. А летящему как птица, как мы в своих снах, Дмитрию, вдруг пришло озарение. Мощное, и всепоглощающее, бескрайнее, как эта земля, и уютное как домашний клетчатый плед. Это был дом. Впервые за почти тридцать лет своей непутевой жизни Дмитрий Пономаренко, оказался дома. Вернее нет, он вернулся домой. Словно из какого-то дальнего одиночного похода, из плена, в котором он совсем позабыл лица родных. Он не родился на этой угрюмой, но безумно красивой земле, но все равно это был дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200