Анжело!» Я бросился прочь от них, и вокруг все почернело. Спокойным повелительным тоном заговорил Завала. Слышался смех, словно он участвует в вечеринке. Я наклонился вперед, чтобы лучше слышать, но чьи-то руки удержали меня, сжали мне грудь. Я попытался заговорить, но губы запеклись от ветра и солнца. Я понял, что на мне шлем, а разговаривают с помощью микрофонов. Держит меня Завала и что-то шепчет мне на ухо. Завала говорит: «Конечно, при взгляде извне все культуры в равной степени кажутся злыми, но если заглянуть вовнутрь, увидишь, что большинство апельсинов поражены раком. Поэтому у тебя такое зловонное дыхание. Ты слушаешь людей, запрограммированных социальными инженерами. Но я знавал людей, у которых была заменена хромосома 116 в гене 21755394200001, и у них повышенная сопротивляемость к вирусам посещения. Сунь нож такому в живот, ты, везучий cabron Козел (исп. )

, и увидишь, как засияют его глаза». Я всмотрелся в дымку. Завала меня не держит. На меня смотрит крошечными черными глазками в складках жира улыбающаяся пурпурная морда речного дракона.
Я снова потерял сознание. Надо мной светились два глаза, один синий, другой белый. Это Флако, а злобной идиотской улыбкой ему служит вспышка молнии. Голосом грома он заговорил: «Hola, Анжело! Где ты был? Мы все ждем тебя здесь в раю, вечеринка сейчас начнется. У разносчиков на ярмарке есть durnos Персики (исп. )

— со вкусом бананов и запахом цветов страсти».
«Прости, — сказал я. Не мог понять, где нахожусь. — Я заблудился. Война. Я был очень занят — убивал людей».
«Ха! Это плохо! Вот что случается, когда служишь злому обществу», — фыркнул Флако.
Его обвинение врезалось в меня, как скальпель. «Нет! Я не служил злу!» Но тут же вспомнил свою юношескую клятву дону Хосе Миранде: много раз я клялся служить обществу и завоевать его благодарность. А потом вспомнил: ведь я же давно сообразил, что нахожусь в обществе убийц. И в словах Флако правда. Я слуга злого общества.
«Верховный жрец конгрегации демонов, — сказал Флако. — Не отпирайся. Бесчеловечные социалисты. Годятся только на удобрение под деревьями. Но, ах, у нас durnos твоих любимых сортов. Со вкусом банана, с запахом цветов страсти. Какие хочешь?»
Он взглядом требовал ответа. Глаза его сверкали. Они проникали в самый центр моего существа. «Бананы!» — закричал я.
«Ха! Ответ неверный!»
И я понял, что должен был попросить цветы страсти, страстоцветы, — чтобы жизнь моя наполнилась страстью. Даже Завала знал бы верный ответ. «Прости!» — закричал я.
Я смотрел на темную тучу, за ней только что исчезли Роджин и Шинчжу. Мы в пустыне, перед нами край каньона.
Рядом со мной Абрайра; опираясь на поручень, она поддерживает мою голову.
— Успокойся, — говорит она, — успокойся. — Она снимает свой шлем и надевает мне на голову. Шейное кольцо мне великовато, и я слышу пробивающиеся запахи. Ветер бьет словно кулаком, машина дрожит, передо мной над каньоном торчит в небо, как палец, скала высотой метров пятьдесят. И от этой скалы исходит поток синих и серебристых призрачных фигур, похожих на полоски материи или ветки ивы; они в тишине поднимаются к небу.
Все смотрят на них.
— Вы только поглядите! — благоговейно говорит Мавро. — Видели когда-нибудь подобное? — Слышится шелест ветра над камнями.
Все просто сидели и молча смотрели, и я наконец понял, что это всего лишь стая биолюминесцирующих опару но тако, они поднимаются в восходящем термальном потоке над каньоном и еще выше к небу. Брюхо у них светится голубоватым светом, а тепло их тела мои глаза регистрируют как платиновый блеск. Красная молния ударила в дальний край каньона.
Мавро включил двигатель. И пустил машину по краю пустыни.
Ветер свистел в моем шлеме. Каньон, который мы огибали, как трещина в мире, и мне все время казалось, что мы в нее упадем. Я начал дышать тяжело. Закрыл глаза, постарался блокировать все ощущения. «Думай о чем-нибудь другом, — приказал я себе. — Займи свой мозг». Я попытался представить свой дом в Панаме, добрые старые времена на ярмарке. Боль стала невыносимой. Я застонал.
— Ты не спишь? — спросила Абрайра. Она наклонилась ко мне, чтобы услышать ответ. Микрофон в моем шлеме отключен, поэтому она коснулась щекой передней части шлема, чтобы слышать.
— Si.
— Что случилось? Ты кричал на нас, потом начинал смеяться. Я думаю, это от удара по голове. Но почему ты только сейчас сдал?
— Сенсорная перегрузка, — ответил я. — Экошок. Слишком много чуждых запахов и звуков. Не могу этого выдержать.
— Мы привыкали два года, — сказала Абрайра. — Через шесть месяцев симулятор добавил звуки и запахи.
— Да, так и должно быть. Нужно постепенно привыкать к местности. — Я лег и закрыл глаза. Хотел снять шлем, чтобы потереть виски.
— Что мы можем для тебя сделать? — спросила Абрайра.
— Оберните мне чем-нибудь шлем. Нужно отрезать все звуки и запахи. Это поможет. А потом просто разговаривай со мной, чтобы я отвлекся.
Я услышал шелест ткани, и Абрайра начала оборачивать мою шею.
— Я могу сверху наложить смолистое покрытие и совершенно изолировать тебя, но не знаю, как подействует запах, — сказала она, работая. — О чем ты хочешь поговорить?
— Мне приснился плохой сон, — сказал я. — Покойный друг обвинил меня в том, что я служу злому обществу.
Абрайра легко рассмеялась.
— Наверное, так и есть. Если правду говорят социальные инженеры — любое общество злое, тогда всякий, кто служит обществу, служит злу.
Она сказала это так легко —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171