Убивают. Глазом не успеете моргнуть, как она и концы отдаст. А тогда я у вас ее даром заберу. Потому что предупредил. Честно. Такие пироги, Григорий Харлампиевич. Триста кладу, а с камерой ничего не станется. Как работала, так и будет работать, – соврал Чичиков.
– Ты это точно знаешь? – Кирияджи взмок, голова его кружилась, он сейчас мало что соображал, но очень ясно чуял страшную опасность. Почему-то сейчас он верил Чичикову.
– Кому, как не мне, это знать?
– Дьявол ты… Сатана.
– Ну, так уж сразу и дьявол, – довольно улыбнулся Чичиков. – Я деловой человек, у вас есть товар, у меня есть предложение. Триста пятьдесят.
– Триста пятьдесят на четыре, – прикинул Кирияджи. – Мало. По полтыщи бы…
– Значит, по рукам? Сейчас заключим купчую, разопьем по такому случаю еще бутылочку…
– Купчую покажи.
– Извольте, – Чичиков протянул бумагу.
Кирияджи принялся читать. Буквы скакали перед глазами и не хотели складываться в слова.
– А впрочем, к делу, – сказал Чичиков. – Вы давайте, хе-хе, данные, я сам впишу.
Кирияджи на ватных ногах выплыл в кабинет. Дела на окаянную четверку лежали у него отдельно, в ящике стола. Он трясущимися руками достал папку и молча отдал ее Чичикову.
– Но ведь никакого криминала? – спросил он вдруг.
– Совершенно никакого. Где это вы видели, чтобы торговали душами, да еще мертвыми? Заметьте, уже мертвыми, а не такими, которых кто-то собирается убить. Что за товар? Так, воздух, даже не пар, хе-хе. А вы на руки наличными две тысячи долларов. В общем-то ни за что.
Все это Чичиков говорил, перелистывая страницы и вписывая нужные данные в купчую.
– Ну вот, готово. Подпишем. Заметьте, две тысячи вписаны числом и прописью. Я ставлю подпись первым, – с этими словами Чичиков лихо расписался на купчей. – А вот и ваши деньги.
Он вынул из кармана перевязанную красной резинкой солидную пачку стодолларовых купюр и неторопливо принялся отсчитывать. Кирияджи гулко сглотнул слюну и потянулся за купчей. Но побоялся взять в руки и потому стал читать, как лежала, к нему боком. Чичиков закончил отсчитывать и спросил:
– Все в порядке? Вы подписывайте.
Кирияджи, как сомнамбула, протянул руку к деньгам, но отдернул.
– А деньги настоящие?
– Помилуйте, мой паспорт записан и лежит на проходной, моя визитка у вас в кармане, куда я от вас денусь?
– Паспорт можно подделать, а визитка – это тьфу.
– Ну, знаете, Григорий Харлампиевич, не ожидал от вас такой мнительности.
Кирияджи все-таки взял деньги, точнее сгреб их в ящик стола. Он даже не удивился ясности той мысли, что пришла вдруг ему в голову: «Какая, хрен, разница – настоящие, ненастоящие, ничего, кроме этой сраной «купчей» в этом деле нет. Не пойдет же он за ними в камеру! А как и вправду помрут – сто пудов с себя скину».
– Давай! – принял у Чичикову ручку, недобро рассмотрел ее, повертел в руке.
– Не волнуйтесь, никакой крови. Английские чернила. Ну же! – От нетерпения Чичиков даже подпрыгнул.
Григорий Харлампиевич гадливым движением черкнул автограф. Чичиков тут же выдернул купчую, подул на подпись и, любуясь ею, произнес:
– Дело сделано. Поздравляю. Думаю, винцо вы сами, а я откланиваюсь. Попрошу сочинить мне пропуск на выход.
Кирияджи хмуро поднял трубку одного из телефонов и куда-то позвонил.
– Семенов, от меня выйдет человек, выпусти.
– Спасибо, – сказал Чичиков, – прощайте.
А в дверях вдруг повернулся и, подмигнув, спросил:
– Так мне на вашу душу расcчитывать, или как? – И покинул кабинет.
Откинувшись на спинку сиденья «Мерседеса», Чичиков произнес:
– Уф-ф. Устал как собака. Гони в гостиницу. Пора баиньки.
В номере он разделся, не спеша принял душ, не спеша откушал цыпленка-гриль, которого, пока он мылся, принес из ресторана Степан, и в прекрасном настроении отошел ко сну. Уснул как ребенок, мгновенно.
А Кирияджи весь остаток ночи так и не сомкнул глаз. Первым делом он хватил остаток коньяка, чтобы «разгрузить мозги». Разгрузив, побежал, а вернее, нетвердой походкой порысачил через темный двор к тюремному корпусу. Вызвал дежурного по второму этажу. По тюремной, зарешеченной лестнице, с трудом сдерживая рвотные позывы, Кирияджи наконец достиг двери проклятой камеры и, стукнувшись об нее лбом, припал к глазку. Охранник сказал:
– А там ничего не увидите. Ночью их не бывает.
– Следить! – хрипло приказал Кирияджи. – Глаз не спускать, твою мать. Когда?
– Что?
– Когда возвращаются, говорю?
– Утром, ровно в шесть.
– Чтоб в шесть доложили мне. Лично.
Вернувшись в кабинет, Кирияджи стал расхаживать из угла в угол, размахивая руками, время от времени заходя в заднюю комнату, чтобы погасить вином очередной приступ тошноты. Чем меньше оставалось до шести часов, тем муторнее делалось Кирияджи. Наконец, он понял, что еще вот-вот, и начнет биться головой о стену. Схватил стул и что есть силы стал колотить им о пол, пока в руке не осталась одна лишь ножка. Потом достал из сейфа пистолет и принялся палить в потолок. Грохот выстрелов несколько успокоил нервы. Кирияджи подумал – не запустить ли в стену пустой бутылкой, но зазвонил телефон. Вахтенный интересовался – все ли в порядке, на что Кирияджи ответил: «В порядке, тараканов бью», и швырнул трубку вместе с телефоном на пол. Потом открыл окно, глотнул воздуху, такого же серого, как и наступающий рассвет, притащил на подоконник кучу пустых бутылок и принялся швырять во двор. Не удовлетворившись и этим, Кирияджи сбежал по лестнице вниз и, схватив за грудки вахтенного, лейтенанта внутренних войск, выволок того наружу и заорал, тыча пальцам в осколки стекла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16