Мероприятия-то, с которых я вела репортажи, проводились в церковно-административном корпусе. Признаться, было страшновато. Но чего не сделаешь ради любимого мужчины?
– Так, давайте сюда, – мужчина показывал мне дорогу.
Коридор был пустынным, и я уже думала, что мы никого не встретим по пути, – и надеялась на это. Но надеждам моим не суждено было сбыться. Нам попался мужчина в форме, выводящий двух девиц лет двадцати трех на вид в весьма вольной одежде. Я опустила глазки долу и порадовалась, что не сняла шапочку. Еще не хватало, чтобы девицы меня узнали, хотя, возможно, они и не смотрят «Криминальную хронику» на нашем телеканале. Хотя бы потому, что в это время активно трудятся. Мужчина в форме подмигнул моему сопровождающему. Не знаю, подмигивал ли мой в ответ, – я находилась у него за спиной, как раз стараясь за нее спрятаться. Я у девиц особого интереса не вызвала, как, впрочем, и у мужчины.
– Вопрос можно? – не удержалась, когда мы прошли чуть дальше и, по-моему, оказались вне пределов слышимости тех троих.
– Юль, вы, как всегда, за свое, – он улыбнулся. – Некогда. Может, потом как-нибудь.
– Это Сухоруков запретил вам отвечать на мои вопросы?
– Да нет… Но он предупреждал, что вы чрезвычайно любопытны.
– Я вам что-нибудь должна?
– Нет. Мы с Иваном Захаровичем решили вопрос.
– Но хоть скажите, сколько стоит провести женщину к любимому мужчине, – заканючила я.
– Ох вы, журналистки… – застонал мужчина, потом повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза. – Нет твердых расценок. Ни на что нет. Ни на водку, ни на девок, ни на что другое. Как договоришься.
– Но во сколько раз умножать цену «с воли», например, на бутылку водки «за забором»?
Он замялся.
– Раза в четыре?
– Можете в четыре.
– А в десять?
– Можете и в десять, – мужчина хмыкнул и покачал головой. – Повторяю: все по договоренности.
Но вообще-то обычному гражданину, оказавшемуся «за забором», любимой женщины (и просто женщины) не видать как своих ушей, как не видать и многого другого… Официально запрещенные вещи позволить себе могут только избранные, причем имеющие не только деньги, но и нужные связи – и на воле, и «за забором», – которые в тюрьме оказываются частенько гораздо важнее. В идеале, конечно, иметь связи, как у Ивана Захаровича. Но таких, как он, – единицы. И мне просто повезло, что я попала в круг тех, на кого он обратил свое внимание (не сквозь оптический прицел).
– Так, мы пришли, – объявил мой провожатый. – Сюда заходите. И ждите.
Он открыл дверь в погруженное во мрак помещение.
– Через сколько вы его приведете?
– Скоро. Если накладок не будет. Не бойтесь. Приведу. Зачем мне вас обманывать? И Ивана Захаровича.
* * *
Он ушел, а я осталась одна в кромешной тьме. Где нахожусь, не представляла. Потрогала стену – каменная. Хотя чего я ожидала? Обоев? Нащупать выключатель? Нет, пожалуй, лучше не надо. Оставили в темноте – значит, надо сидеть в темноте. Хотя я пока стою. Надо поискать сидячее местечко – если оно тут есть, конечно. Или я в ШИЗО? Свободен карцер – и используется как место для встреч? Или это не ШИЗО? Осмотримся. То есть ощупаемся – не видно было ни зги.
Мелкими шажочками я тронулась вдоль стены, в любой момент ожидая на что-то наткнуться. И наткнулась. Я поняла, что нахожусь в душевой. Проведя дальнейшую рекогносцировку, в своей догадке утвердилась. Значит, и помыться сможем? Совместно… Опять невольно вспомнила, как мы с Серегой любили посидеть вдвоем в моей скромной ванночке… А я, дура, даже полотенце не взяла. Хотя куда бы я его клала? Сумка-то небольшая. Да и льющейся водой не следует привлекать внимание. Кстати, а ее тут не отключают на ночь?
Но проверить это я не успела: открылась дверь в коридор, в помещение ворвался луч света, в котором обозначились две мужские фигуры. Одна подтолкнула другую в спину и закрыла дверь. Помещение опять погрузилось во тьму.
– Кто здесь? – спросил Серегин голос. Не очень уверенно, может, даже слегка испуганно. Он, как я слышала, не отступил от двери ни на шаг, так и стоял на одном месте.
– Я, – выдохнула тихо.
Последовало молчание. Он так и не шелохнулся. И не ответил. И больше ничего не спросил. Что с ним?!
Держась за стеночку, я пошла обратно к двери, от которой не успела далеко отойти. Я слышала прерывистое дыхание Сергея. Остановилась в двух шагах от него – или, по крайней мере, мне так казалось. Но я еще не могла до него дотянуться.
– Ты не рад мне? – спросила.
– Юлька! – полустон-полувскрик-полувздох. – Юленька! – в голосе надрыв. – Ты?! Так это ты?!
Он шагнул ко мне, точно зная, где искать, обнял так крепко, что хрустнули кости, уткнулся мне в волосы. Шапочку я уже предусмотрительно сняла и сунула в карман куртки. Куртку расстегнула тоже заранее. Он завел руки под куртку, быстро расстегнул пиджак, прижался щекой к моей щеке. И я почувствовала на ней влагу… Его била дрожь, даже зубы стучали. Боже, что же с ним тут сделали? Он сбросил мою куртку на пол, с ней слетела и сумка, упавшая с глухим звуком.
– Что у тебя с собой? – Серега спросил как-то настороженно, отрываясь от меня.
– Котлетки, как ты любишь, – ляпнула я.
– Кот-лет-ки? – переспросил он, произнося слово по слогам и с таким удивлением, словно не знал, что это такое, или забыл, что означает это слово.
– Хочешь?
Он не ответил, а выпустив меня, опустился на корточки, быстро нашарил на полу мою сумку, расстегнул, запустил руку, вроде бы все там обыскал и первой вытащил палку колбасы.
– А это?..
– «Майкопская», твоя любимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16