Это решило дело. Машину я заперла, и мы отправились к довольно внушительной ограде.
Перед нею шел ряд тополей, не доходивших до верха бетонной преграды. Никитин пошел у самой бетонной стены, между нею и тополями. Мы с Марисом следовали за ним цепочкой.
– Тсс! – внезапно приложил палец к губам дядя Саша.
Мы замерли, прислушиваясь. Я выглянула из-за очередного ствола: улица оставалась пустынной. Да здесь и днем люди не особо хаживают. Если только крайне необходимо. Узкая заасфальтированная при царе Горохе дорога, вся в ухабах и колдобинах, с другой стороны канава, в которой все еще стоит вода после недавнего дождя. Отчаянно орали лягушки. Я не была перед главными воротами, но Шулманис говорил, что там подъезд очень даже приличный: и асфальт ровный, и прибрано все. В общем, цивильно. Но кто же будет заниматься другой, непарадной стороной? Кому это надо?
Народная тропа, конечно, пролегает где-то здесь. Но народ наш неприхотливый, на «Мерседесах» не ездит, по этой дорожке на своих двоих он пройдет с большим успехом. Как вполне успешно шли и мы.
Пока я осматривала окрестности (не надо забывать, что ночи летом в Питере белые, и фонарик даже для прохода вдоль ограды не требовался – было достаточно светло, чтобы видеть дорогу), мужчины прислушивались к тому, что делалось на территории завода. Я тоже навострила ушки. Потом мы приступили к обсуждению.
– Говорят не по-нашему, – заметил дядя Саша. – Язык какой-то странный. Я никогда такого не слышал.
– А вы, вообще, на каких изъясняетесь? – поинтересовалась я у полковника Никитина.
– На английском свободно, немного на немецком, – ответил он. – Не забывай, что я пятнадцать лет плавал.
Да, я об этой части биографии дяди Саши на тот момент запамятовала. Сама-то я владею только великим и могучим. Марис, как я предполагала, кроме русского и латышского, должен знать еще как минимум английский – если постоянно общается со скандинавами. Ну, может, и шведский, и финский. Это надо будет уточнить. Всегда уважала людей, говорящих на иностранных языках. А что, если мне тоже заняться на досуге?
– Поскольку ликеро-водочный цех принадлежит некоему Зурабу Чкадуа, – заметила я, – это вполне может быть грузинский.
– Я знаю, как звучит грузинский, – отозвался дядя Саша, – хоть и не могу на нем изъясняться. Бывал в Тбилиси неоднократно. Нет, не грузинский.
– Вы меня сейчас, наверное, сочтете за идиота… – начал Марис.
– Не тяни резину, – перебил Никитин.
– Я недавно отдыхал в Таиланде. Не уверен, но похоже на тайский.
– Откуда здесь тайцы?! – зашипела я. – Это наших в Таиланде сейчас немерено. Но тайцам-то к нам зачем ездить?
Марис неопределенно пожал плечами. Дядя Саша напряженно думал, потом заявил:
– Вот что, Наташа. Мы тебя сейчас поднимем к себе на плечи, взглянешь через забор по-быстрому. Взглянула – и назад. Только чтобы провести рекогносцировку.
– Есть! – отрапортовала я.
Меня подняли – и я увидела довольно большой двор, в котором кипела бурная деятельность. У меня было несколько секунд, но их оказалось достаточно, чтобы оценить обстановку.
– Ну? – одновременно спросили Шулманис и Никитин, опуская меня на грешную землю.
– Вьетнамцы, по-моему. Ну, точно такие же, как те, что торговали кроссовками, куртками и всяким другим барахлом на рынках и в переходах метро. Но я их что-то давно не видела в городе.
– Значит, остались еще. Там что, целый полк их?
– Человек десять, – сказала я. – Это тех, что я увидела. Может, внутри еще есть.
– Где внутри? – уточнил дядя Саша. – И что они делают?
– Коробки таскают. По двое одну. По виду тяжелые. Коробки, в смысле.
– То есть грузят спиртное?
Я пожала плечами. Если бы это были бутылки, то они бы позвякивали, а так звона я не слышала.
– Может, еще раз взглянуть? – предложила я.
– Нет, еще раз не надо, – решил дядя Саша. – Сейчас отойдем подальше. Туда, откуда этот цех не виден. Там и заберемся. Тут-то место хорошее, чтобы перелезать, но, раз погрузка идет, нельзя.
Дядя Саша снова повел наш отряд, потом остановился и спросил у Мариса:
– Ты не помнишь, какой там цех? Ну тот, где вьетнамцы? И вообще, ты хоть одного днем видел?
– Нет, – Марис покачал головой. – И не видел, и не помню. У меня же нет плана завода, но ликеро-водочный, по-моему, расположен с другой стороны, а директорский кабинет – прямо над ним. Вот сейчас мы как раз подойдем к нужному цеху.
Мы опять остановились под густыми тополиными кронами, прислушались. Никаких звуков в этой части не раздавалось.
– Так, Наташа, опять тебя поднимаем. Осмотрись.
Во дворе с этой стороны было пусто. Валялись какие-то ящики, канистры, осколки стекла, куски проволоки, металлическая стружка. В общем, типичный заводской двор. По находящимся там предметам и не поймешь, что производят на заводе. Если это вообще можно понять, даже пройдясь по территории. Метрах в двадцати от того места, где стояли мы, только с другой стороны ограды, располагался какой-то сарай. Между ним и оградой было около метра. Подле сарая стояла огромная цистерна.
Я сообщила об увиденном, и полковник принял решение продвинуться на двадцать пять метров влево и перелезать между сараем и цистерной, чтобы – в случае возникновения непредвиденных обстоятельств – мы могли за ними спрятаться. Так мы и сделали, зацепив альпинистский крюк и спустившись по припасенной веревке. Процедура не отняла много времени.
Какое-то время мы стояли за сараем, прислушиваясь, потом дядя Саша выглянул с одной стороны, Марис – с другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16