Где же этот Максим со своим кофе?
– Очень хорошо. Что же вы принесли мне?
Монк запустил руку под рясу и, вынув две тонкие папки, положил их на стол. Патриарх посмотрел на переплет – один серый, второй черный.
– Что в них?
– Первой следует читать серую. Это отчет, который доказывает, не оставляя ни малейших сомнений, что черная папка не фальшивка, не шутка, не розыгрыш, не обман.
– А черная?
– Это тайный пличный манифест некоего Игоря Алексеевича Комарова, который, видимо, скоро станет Президентом России.
В дверь постучали. Вошел отец Максим с подносом, кофе, чашками и печеньем. Каминные часы пробили двенадцать
– Опоздал, – вздохнул патриарх. – Максим, ты лишил меня моего печенья.
– Виноват, сожалею, ваше святейшество. Кофе… мне пришлось намолоть свежего… я…
– Я пошутил, Максим. – Он взглянул на Монка. Человек выглядел крепким и здоровым. Если он собирается совершить убийство, он мог бы, вероятно, убить обоих. – Иди спать. Максим. Пошли тебе Бог хорошего отдыха.
Слуга, шаркая, направился к двери.
– Ну, – сказал патриарх, – что же говорит нам манифест господина Комарова?
Отец Максим закрыл за собой дверь, надеясь, что никто не заметил, как он вздрогнул при упоминании Комарова. В коридоре он посмотрел по сторонам. Секретарь уже в постели, богомольные сестры теперь долго не появятся, казак сидит внизу. Отец Максим опустился на колени около двери и приложил ухо к замочной скважине.
Сначала, как его и попросили, Алексий Второй читал отчет. Монк неторопливо пил кофе. Наконец патриарх закончил.
– Впечатляющая история. Зачем он это сделал?
– Старик?
– Да.
– Этого мы никогда не узнаем. Как вы видите, он умер. Убит, без сомнения. Заключение профессора Кузьмина утверждает это.
– Несчастный. Я помяну его в своих молитвах.
– Мы можем предположить, что он увидел на этих страницах нечто настолько взволновавшее его, что он рискнул, а потом и жизнь отдал за то, чтобы раскрыть тайные намерения Игоря Комарова. А теперь не прочтет ли ваше святейшество «Черный манифест»?
Через час Патриарх Московский и Всея Руси оторвался от чтения и, подняв глаза, смотрел куда-то поверх головы Монка.
– Он не может действительно так думать, – сказал он наконец. – Он не может иметь такие намерения. Это – от лукавого. Россия на пороге третьего тысячелетия. Мы вне таких вещей.
– Как Божий человек вы должны верить в силы зла, ваше святейшество.
– Конечно.
– И в то, что иногда эти силы принимают человеческий облик. Гитлер, Сталин…
– Вы христианин, мистер…
– Монк. Полагаю, да. Правда, плохой.
– А разве не все мы такие? Недостойные. Но тогда вам известна христианская точка зрения на зло. Вам нет нужды спрашивать.
– Ваше святейшество, кроме глав, касающихся евреев, чеченцев и других этнических меньшинств, эти планы отбросят вашу святую Церковь в средневековье – или как послушное орудие и соучастника, или как жертву фашистского государства, такого же безбожного, как и коммунистическое.
– Если все это правда.
– Это правда. За людьми не охотятся и их не убивают из-за фальшивки. Реакция полковника Гришина не была бы такой быстрой, если бы документ не исчез со стола секретаря Акопова. Они бы просто не знали о фальшивке. А они за несколько часов узнали об исчезновении чего-то очень ценного и важного.
– А зачем вы пришли ко мне, мистер Монк?
– За ответом. Будет ли Русская Православная Церковь выступать против этого человека?
– Я буду молиться. И да направит меня Господь…
– А если ответить надо не патриарху, а христианину, человеку и русскому? У вас нет выбора. Что тогда?
– Тогда у меня не будет выбора. Но как бороться против него? Считается, что результат президентских выборов в январе предрешен.
Монк встал, взяв обе папки, засунул их под рясу. Протянув руку за шапкой, он сказал:
– Ваше святейшество, скоро придет человек, тоже с Запада. Вот его имя. Пожалуйста, примите его. Он скажет, что можно сделать.
Он протянул маленькую ламинированную карточку.
– Вам нужна машина? – спросил Алексий.
– Нет, спасибо. Я пойду пешком.
– Да хранит вас Бог.
Монк вышел, оставив глубоко взволнованного патриарха стоящим рядом с иконой Рублева. Когда Монк подошел к двери, ему показалось, что он слышит чьи-то торопливые шаги по ковру в коридоре, но, открыв дверь, никого там не увидел. Внизу его встретил казак и проводил до выхода. Дул резкий ветер. Монк плотнее натянул свою скуфью, наклонился навстречу ветру и зашагал обратно к «Метрополю».
Солнце еще не взошло, когда толстенькая фигура выскользнула из дома патриарха и, поспешно пройдя по улицам, вошла в вестибюль «России». Хотя под темным пальто у него был спрятан сотовый телефон, он знал, что звонки из телефонов-автоматов более надежны.
Человек, ответивший ему в особняке около Кисельного бульвара, оказался одним из ночных охранников, но он согласился передать то, о чем его просили.
– Скажите полковнику, что меня зовут отец Максим Климовский. Понятно? Да, Климовский. Скажите ему, я работаю в личной резиденции патриарха. Мне нужно поговорить с полковником. Срочно. Я перезвоню по этому телефону в десять, сегодня утром.
В назначенный час его соединили с полковником. Голос на другом конце звучал тихо, но властно:
– Да, батюшка, это полковник Гришин.
В телефонной кабине священник сжал в мокрой ладони трубку, капли пота выступили на лбу.
– Послушайте, полковник, вы меня не знаете. Но я преданный поклонник господина Комарова. Прошлой ночью к патриарху приходил человек. Он принес документы. Один из них он называл «Черным манифестом»… Алло! Алло! Вы слушаете?
– Дорогой отец Климовский, я думаю, нам надо встретиться, – сказал голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167