правда, в течение некоторого времени он не получал ни строчки о Комарове. Вполне возможно, что этот ленч не будет пустой тратой времени.
– Думаете, не посмеет? – возразил Марчбэнкс. – Мы не уверены. Некоторые его выступления звучат довольно экстремистски, в то время как в частных беседах он убеждает своих собеседников, что он вовсе не такой страшный. Какой же он на самом деле?
– Я мог бы попросить нашего человека в Москве взять у него интервью.
– Боюсь, едва ли ему предоставят такую возможность, – предположил разведчик. – Думаю, почти каждый аккредитованный в Москве корреспондент регулярно обращается к нему с такой просьбой. Он дает интервью исключительно редко, и подразумевается, что он ненавидит иностранную прессу.
– Послушайте, я вижу, у них есть паточный пирог, – сказал Уортинг. – Я закажу себе. – Британцы среднего возраста испытывают большое удовольствие, когда им удается поесть что-нибудь из того, чем их кормили в детском саду. Официантка принесла паточный пирог для них обоих. – Итак. как же подобраться к этому человеку? – спросил Уортинг.
– У него есть молодой советник по связям с общественностью, к чьим советам он, кажется, прислушивается. Борис Кузнецов. Очень умен, получил образование в одном из американских колледжей Айви Лиг. И если существует ключ к Комарову, то это он. Нам известно, что он читает западную прессу каждый день и особенно любит статьи вашего Джефферсона.
Марк Джефферсон был сотрудником и постоянным автором статей на развороте «Телеграфа». Он писал о политике, внутренней и внешней, выступал как прекрасный полемист и ярый консерватор.
Уортинг медленно жевал кусок своего паточного пирога.
– Это мысль, – наконец произнес он.
– Видите ли, – сказал, оживляясь от удачи, Марчбэнкс, – постоянных корреспондентов в Москве на пенс пара. Но известный очеркист, приезжающий для создания настоящего портрета будущего вождя, человека будущего и прочая чушь, – это может их заинтересовать.
Уортинг задумался.
– Может быть, нам следует подумать о статьях-портретах всех троих кандидатов? Так сказать, для баланса.
– Прекрасная идея, – подхватил Марчбэнкс, который вовсе так не думал. – Но Комаров – это тот, кто привлекает людей тем или иным образом. Другие два – ничтожества. Послушайте, а не подняться ли нам выпить кофе?
– Да, неплохая идея, – согласился Уортинг, когда они уселись в верхней гостиной под старинным портретом. – Очень тронут вашей заботой о тираже нашей газеты. Так какие вопросы, по вашему мнению, ему следует задать?
Марчбэнкс улыбнулся, взглянув на редактора.
– Ладно. Да, мы действительно хотели бы получить ответы на некоторые вопросы, чтобы доложить нашему начальству. Но мы бы предпочли, чтобы этого в статье не было. В России тоже, вероятно, читают «Телеграф». Каковы истинные намерения этого человека? Что будет с национальными этническими меньшинствами? В России их десять миллионов, а Комаров – русский националист. Как он на деле собирается возродить былую славу России? Одним словом, этот человек – маска. А что прячется под этой маской? Нет ли секретной программы?
– А если и есть, – задумчиво произнес Уортинг, – зачем ему говорить об этом Джефферсону?
– Никогда не знаешь наверняка. Люди увлекаются.
– А как добраться до этого Кузнецова?
– Ваш человек в Москве должен его знать. Личное письмо от Джефферсона будет, вероятно, воспринято благосклонно.
– Хорошо, – сказал Уортинг, спускаясь с Марчбэнксом по широкой лестнице в нижний зал. – Я уже мысленно вижу этот разворот. Неплохо. Если этому человеку есть что сказать. Я свяжусь с нашим корпунктом в Москве.
– Если получится, я бы потом хотел поговорить с Джефферсоном.
– Выслушать отчет? Ха! Он, знаете ли, весьма колючий.
– Я постараюсь его умаслить.
На улице они расстались. Водитель Уортинга, заметив его, выехал с запрещенной парковки напротив Сантори и повез его назад к Кэнари-Варф. Разведчик после паточного пирога решил пройтись пешком.

Вашингтон, сентябрь 1985 года
Еще до того, как Эймс стал работать на КГБ, он просил назначить его шефом советской линии резидентуры ЦРУ в Риме. В сентябре 1985 года он узнал, что получил этот пост.
Это ставило его в затруднительное положение. Тогда он не знал, что КГБ собирается невольно подвергнуть его смертельной опасности, арестовав всех, кого он выдавал с такой поспешностью.
Назначение в Рим удалит его от Лэнгли, лишит доступа к файлам 301 и советскому отделу группы контрразведки, приданной к отделу СВ. С другой стороны, Рим считался приятным местом для проживания, а работа там – важной. Он посоветовался с русскими.
Они одобрили. Во-первых, их ожидали месяцы расследований, арестов и допросов. Объем сведений, предоставленных Эймсом, был настолько велик, что малочисленная группа «Колокол», работавшая над этими материалами в Москве, не могла обработать их быстро.
Тем временем Эймс подбросил еще кое-что. В пакетах, переданных связному Чувакину во второй и третий раз, содержались сведения буквально о каждом сотруднике в Лэнгли. Там были не только полные данные о должностях и успехах, но и их фотографии. Теперь КГБ мог найти этих сотрудников ЦРУ в любое время и в любом месте.
Русские также рассчитывали, что в Риме, в одной из ключевых групп отдела СВ, Эймс получит доступ ко всем операциям ЦРУ, включая совместные операции с союзниками по всему Средиземноморскому побережью от Испании до Греции.
К тому же в Риме сотрудникам КГБ будет намного проще связаться с Эймсом, чем в Вашингтоне, где всегда существовала опасность, что ФБР раскроет их связь. И они настаивали, чтобы он занял этот пост.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167