Все прекратилось. Гордиевский послал свой отчаянный сигнал «я в большой беде» и был вывезен англичанами. В Афинах майор Бохан почувствовал запах «жареного» и, спасаясь, сбежал в Соединенные Штаты. Остальные двенадцать словно испарились.
Каждый куратор в Лэнгли или за границей узнает о своем исчезнувшем агенте и докладывает об этом. Таким образом Кэри Джордан и шеф отдела СВ имеют общую картину. И они поняли на этот раз, что произошло нечто очень серьезное.
По иронии судьбы именно «некорректность» действий КГБ спасла Эймса. ЦРУ посчитало, что никому и в голову не придет произвести такой блиц с агентами, если предатель все еще находится в самом центре Лэнгли. Таким образом, ЦРУ убедило себя в том, чему оно так хотело верить: среди его сотрудников, в элите из элит, не мог существовать предатель. Тем не менее было решено провести тщательные поиски, но только не у себя.
Первым подозреваемым стал Эдвард Ли Хауард – действующее лицо в ранее произошедшем скандале, – к данному моменту благополучно спрятанный в Москве. Хауард был сотрудником ЦРУ, работал в отделе СВ, и его готовили к назначению в посольство в Москве. Его даже посвятили в некоторые детали работы. Но перед отъездом обнаружились его нечистоплотность в финансовых делах и пристрастие к наркотикам.
Забыв золотое правило Макиавелли, ЦРУ уволило его, но два года он оставался на свободе. Наконец ЦРУ поручило ФБР, которое страшно этим возмутилось, взять Хауарда под свое наблюдение – и совершило ошибку. Его потеряли, но он следил за ними. Не прошло и двух дней, как Хауард оказался в советском посольстве в Мехико, откуда через Гавану его переправили в Москву.
Проверка показала, что Хауард мог бы выдать троих из пропавших агентов, на худой конец шестерых. В действительности он рассекретил только тех троих, о которых знал, но их Эймс сдал еще в июне. Таким образом, эти трое были выданы дважды.
Другое направление было подсказано самими русскими. Изо всех сил стараясь прикрыть своего «крота», КГБ готовил широкую отвлекающую и дезинформационную кампанию: все что угодно, только толкнуть ЦРУ в ложном направлении. Это им удалось. Выглядевшая естественной утечка информации в Восточном Берлине указала на раскрытие некоторых кодов и перехват в службах связи.
Эти коды использовались в основном тайном передатчике ЦРУ в Уоррентоне, штат Виргиния. Целый год сотрудники в Уоррентоне проходили через мелкое сито проверок. Ничего. Никаких намеков на раскрытие кодов. Если бы коды были раскрыты, то, совершенно очевидно, КГБ узнал бы еще о многом, но пика со стороны русских не последовало никакой реакции. Следовательно, коды не тронуты.
К тому же КГБ упорно твердил о том, что была проделана блестящая работа по расследованию. Это заявление было встречено в Лэнгли с поразительным спокойствием, и в одном из докладов высказывалось предположение, что «каждая операция таит в себе зерно собственного уничтожения». Другими словами, четырнадцать агентов неожиданно решили вести себя как полные идиоты.
Но несколько человек в Лэнгли не успокоились. Одним из них был Кэри Джордан, другим – Гас Хатауэй. На более низком уровне третьим, узнавшим по разговорам сотрудников о проблемах, раздирающих его отдел, стал Джейсон Монк.
Произвели проверку файлов 301, где хранились все материалы. Результаты оказались ужасающими: по крайней мере 198 человек имели доступ к этим файлам. Огромная цифра! Если вы находитесь в СССР и ваша жизнь висит на волоске, единственное, чего вам не хватает, так это 198 человек, имеющих доступ к вашему досье.
Глава 6
Профессор Кузьмин мыл руки в прозекторской морга в подвале Второго медицинского института в предвкушении сомнительного удовольствия составить третье за этот день заключение о причинах смерти.
– Кто следующий? – обратился он к ассистенту, вытирая руки малоподходящим для этого бумажным полотенцем.
– Номер один пять восемь, – ответил помощник.
– Подробнее.
– Кавказец мужского пола, старше среднего возраста. Причина смерти не установлена, личность не установлена.
Кузьмин тяжело вздохнул. «Чего я беспокоюсь?» – спросил он себя. Еще один бездомный, бродяга, нищий, чьи останки, после того как он закончит, вероятно, помогут студентам-медикам там, на трех учебных этажах, понять, что может сделать с человеческими органами медленное убийство, и чей скелет, возможно, найдет свое место в анатомическом театре.
Москва, как и всякий крупный город, еженощно, еженедельно и ежемесячно снимала свою жатву трупов, но, к счастью, только меньшей их части требовалось заключение о причинах смерти, иначе профессор и его коллеги по судебной медицине не смогли бы справиться с работой.
Большинство смертей в любом городе происходит по «естественным причинам» – люди умирают дома или в больнице от старости или от сотен неизлечимых и предсказуемых болезней. В таких случаях заключения составляют лечащие врачи. Затем идут «естественные причины, непредвиденные» – обычно сердечный приступ со смертельным исходом, и опять-таки больницы, куда доставляют несчастных, могут выполнить весьма элементарные бюрократические формальности.
Люди также гибнут в результате несчастных случаев: дома, на производстве или в дорожных происшествиях. В Москве, кроме того, значительно возросло число умерших от переохлаждения и добровольно расставшихся с жизнью. Количество самоубийц исчислялось тысячами.
Тела, извлеченные из реки, опознанные или неопознанные, делились на три группы. Полностью одетые, без алкоголя в организме – самоубийство; одетые, но сильно пьяные – несчастный случай;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167