Наконец кто-то кивнул чистильщику, тот быстро достал маленький стульчик, присел перед клиентом, ловкими движениями накладывая на ботинки черный крем. Официант направился к ним. чтобы отогнать чистильщика.
– Раз уж он начал, пусть и закончит, – сказал посетитель по-немецки с легким акцентом. Официант пожал плечами и отошел.
– Много времени прошло, Коля, – пробормотал чистильщик по-испански. – Как живешь?
Русский наклонился, чтобы показать, где надо еще почистить.
– Не очень хорошо. Думаю, возникли проблемы.
– Расскажи.
– Два месяца назад мне пришлось руководить налетом на квартиру, раскрытую как почтовый ящик ЦРУ. Мне удалось сделать один звонок; у человека было время скрыться. Но как они узнали? Кого-то арестовали и он заговорил?
– Возможно. Почему ты так думаешь?
– Есть еще кое-что, и гораздо хуже. Две недели назад, как раз перед тем, как я отправил открытку, из Москвы приехал офицер. Я знаю, что он работает в аналитическом отделе. Его жена родом из Восточной Германии, они приезжали в гости. Собрались на вечеринку, он напился. Хвастался, что в Москве произведены аресты. Кого-то в Министерстве обороны, кого-то в Министерстве иностранных дел. – На Монка эта новость подействовала как удар в лицо тем самым ботинком, на который он наводил окончательный глянец. – Один из гостей за столом сказал что-то вроде: «У вас, должно быть, есть хороший информатор во вражеском лагере». Тот постучал по кончику носа и подмигнул.
– Тебе надо уходить, Коля. Сейчас, сегодня вечером. Уходи.
– Я не могу оставить Людмилу и Юрия. Они в Москве.
– Вызови их сюда, дружище. Под любым предлогом. Эта территория останется советской еще в течение десяти дней. Потом она будет западногерманской. Тогда они не смогут сюда приехать.
– Ты прав. Через десять дней мы уйдем, всей семьей. Ты позаботишься о нас?
– Я лично займусь этим. Не откладывай.
Туркин протянул чистильщику пачку восточных марок, которые через десять дней можно будет обменять на дорогие немецкие марки. Чистильщик, кивнув в знак благодарности. поднялся и, забрав свои инструменты, поплелся дальше.
Двое наблюдателей напротив кафе услышали в наушниках голос: «Все, закончили. Арестовываем. Пошли, пошли, пошли».
Две серые чешские «татры» выехали из-за угла на площадь Оперы и остановились у края тротуара рядом с кафе. Из первой выскочили три человека и, оттолкнув двух прохожих, бросились в проход между столиками и схватили одного из посетителей, сидевшего с краю. Выпрыгнувшие из второй машины еще двое распахнули заднюю дверцу и стояли наготове.
Несколько посетителей испуганно закричали, увидев, как человека схватили и швырнули на заднее сиденье автомобиля. Дверь захлопнулась, и «татра», заскрежетав шинами, с ревом умчалась. Группа захвата быстро села в свою машину и последовала за ней. Вся операция заняла семь секунд.
В конце квартала с расстояния в сотню ярдов за происходящим наблюдал Монк, бессильный что-либо сделать.
– Что произошло после Берлина? – спросил сэр Найджел Ирвин.
Некоторые посетители, забрав свои кредитные карточки, уходили, чтобы вернуться на работу или к отдыху. Англичанин взял бутылку «Бейшевеля» и, увидев, что она пуста, жестом попросил официанта принести еще.
– Пытаешься напоить меня, Найджел? – с хитрой улыбкой спросил Джордан.
– Вот еще. Боюсь, мы оба достаточно стары и некрасивы, чтобы пить как джентльмены.
– Полагаю, что так. В любом случае сейчас мне не часто предлагают «Шато Бейшевель».
Официант принес новую бутылку, получил одобрение сэра Найджела, откупорил ее и разлил вино по бокалам.
– Итак, за что будем пить? – спросил Джордан. – За Большую игру? А может быть, за Большую ошибку? – с горечью добавил он.
– Нет, за старые времена. И за чистоту. Вот о чем, думаю, я больше всего сожалею, чего нет у нашей молодежи. Абсолютной моральной чистоты.
– За это я выпью. Итак, Берлин… Ну, Монк вернулся разъяренный, как горный лев, которому задницу прижгли. Меня там, конечно, не было, но я все еще поддерживал связь с такими ребятами, как Милт Беарден. Я хочу сказать, это было давно. Итак, я имел представление о том, что произошло. Монк ходил по всему зданию и всем, кто хотел его слушать, рассказывал, что в советском отделе, в самом его центре, завелся высокопоставленный «крот». Естественно, этого никто не желал слушать. «В письменном виде», – сказали они. Он так и сделал. От его бумаги прямо волосы вставали дыбом. Он почти всех обвинял в полнейшей некомпетентности. Милту Беардену в конце концов удалось выпихнуть Эймса из своего советского отдела. Но этот тип присосался как пиявка. В это время директор сформировал новый Центр контрразведки. В него вошла аналитическая группа из отделения СССР. Центру требовался сотрудник, имеющий опыт работы в оперативном управлении. Малгрю предложил Эймса, и с Божьей помощью тот получил назначение. Можешь догадаться, к кому обратился Монк со своими жалобами? К Олдричу Эймсу.
– Это, должно быть, слегка потрясло систему, – заметил Ирвин.
– Говорят, дьявол бережет себе подобных, Найджел. С точки зрения Эймса, ему очень повезло, что он имел дело с Монком. Он мог выбросить его доклад и сделал это. И даже пошел дальше. Он обвинил Монка в распространении безосновательной паники. Этим все и объясняется, сказал он. Результатом было внутреннее расследование. Но не в отношении существования «крота», а в отношении Монка.
– Вроде трибунала?
Кэри Джордан с горечью кивнул:
– Да, думаю, что так. Я бы заступился за Джейсона, но в то время я сам был в немилости. Во всяком случае, председательствовал Кен Малгрю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167