Он уже понял: шансы, что пострадавший когда-нибудь заговорит, практически равны нулю. И пробормотал только: «Особо на него не давите. Он совсем плох».
Констебль забрался в машину и сел впереди, ближе к кабине водителя; водитель захлопнул дверцы и сел за руль. Врач склонился над телом на носилках. Две секунды спустя машина уже мчалась по Пэредайз Уэй, оглашая окрестности пронзительным воем сирены, затем свернула на забитую автомобилями Хай Роуд. Констебль, держась за поручень, наблюдал за работой профессионалов.
Воздух — самое главное. Прежде всего обеспечить доступ воздуха. Стоит крови и слизи заблокировать дыхательную трубку, и пациент почти сразу же задохнется. Врачи использовали подсос — из трубки вылетел комочек слизи, совсем крохотный, не больше, чем при откашливании курильщика, и крови в нем было немного. Так, теперь доступ воздуха обеспечен, и дыхание, пусть частое и неглубокое, поможет поддерживать жизнь в теле пострадавшего. Чтоб подстраховаться, медики надвинули на распухшее лицо кислородную маску со специальным резервуарным мешком. Им не понравилось, как часто разбухает и надувается этот мешок. Скверный признак.
Так, теперь проверить пульс. Не прерывистый, но слишком уж частит — еще один верный признак серьезной травмы позвоночника. Шкала комы «Глазго», позволяющая измерить активность головного мозга, имеет пятнадцать делений. Показания полностью здорового и активного головного мозга соответствуют число «пятнадцать». Тест показал, что у пациента это показание равно одиннадцати и имеет тенденцию к снижению. Цифра «три» соответствует глубокой коме, все остальные, те, что ниже, означают смерть.
— В «Ройял Лондон», — прокричал врач сквозь вой сирены. — Общая травматология плюс нейро.
Водитель кивнул и продолжал ехать по загруженным автомагистралям, пересекая перекрестки на красный свет, затем свернул к Уайтчепел. В Лондонском королевском госпитале, что на Уайтчепел Роуд, имелось прекрасно оборудованное отделение нейрохирургии; правда, это было не совсем по пути, но раз врач сказал, что необходимо нейро, лишние пять минут езды роли не играли.
Водитель связался с диспетчером, назвал точное свое местоположение в южном Тоттнем, а также приблизительное время прибытия в Лондонский королевский госпиталь и попросил подготовиться к приему тяжелого пациента отделениям травматологии и нейрохирургии.
Врач оказался прав. Одним из признаков обширного повреждения головного мозга, особенно полученного в результате нанесения тяжких телесных травм, является опухание и отечность мягких тканей лица, последнее превращается в безобразную и практически неузнаваемую раздутую маску, напоминающую горгулью [Горгулья — рыльце водосточной трубы в готической архитектуре]. Лицо раненого начало распухать сразу же после избиения, ко времени, когда карета «Скорой» подкатила ко входу в отделение травматологии, голова несчастного напоминала футбольный мяч. Двери распахнулись, носилки приняли санитары из реанимационной команды. Имелись в этой команде и три врача, а главным среди них был консультант мистер Карл Бейтмен. Имелись также анестезиолог, два практиканта и три медсестры.
Все эти люди окружили носилки, затем осторожно переложили пациента на каталку (спина его так и оставалась зафиксированной на доске) и повезли в здание.
— Эй, отдайте мой фиксатор! — крикнул им вслед врач «Скорой», но никто его не услышал. Придется забрать доску завтра.
Полицейский выбрался из машины.
— Куда мне идти? — осведомился он.
— Вон туда, — ответил врач. — Только постарайтесь не путаться у них под ногами.
Констебль послушно кивнул и затрусил к дверям, все еще надеясь получить показания. Но услышал лишь распоряжение старшей медсестры.
— Сядьте здесь, — строго сказала она. — И не путайтесь под ногами.
Примерно через полчаса на Пэредайз Уэй закипела бурная деятельность. Здесь всем распоряжался инспектор полиции в униформе, прибывший из участка, что на Доувер-стрит, известного в этих краях, как «каталажка на Доувер». Улицу на въезде и выезде отсекли полосатыми лентами. Примерно с дюжину полицейских прочесывали квартал, основное их внимание было сосредоточено на лавках и шести этажах квартир, располагавшихся над ними. Особый интерес представляли для полиции квартиры через дорогу от места происшествия, поскольку именно из их окон было лучше всего видно место преступления — любому, кто пожелал бы подойти к ним и посмотреть, что творится на улице. Но все это был напрасный труд. Реакция потенциальных свидетелей варьировалась от самых искренних извинений и отрицаний до откровенного хамства и категорического отказа отвечать на какие бы то ни было вопросы. Тем не менее сыщики продолжали ломиться в запертые двери.
Инспектор быстренько послал за знакомым офицером из Департамента уголовного розыска, поскольку было ясно — здесь работа для детективов. Джека Бернса, районного инспектора из пресловутой «каталажки на Доувер», оторвали от чашки чая в столовой. Ему было ведено срочно явиться к старшему детективу Алану Парфитту, а тот, в свою очередь, приказал немедленно ехать на Пэредайз Уэй и заняться этой историей с ограблением. Бернс пытался отвертеться, говорил, что на нем и без того уже висят несколько угонов автомашин, а также дело о наезде, которое будет рассматриваться в суде завтра утром. Бесполезно. У нас и так не хватает сотрудников, сказали ему. «Август, черт бы его побрал! Вот так всегда в августе», — ворчал он, выходя от начальника.
На место преступления он приехал вместе со своим напарником, сержантом полиции Люком Скиннером, и одновременно со спецотрядом из сыскной полиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28