Я нотариус Эфроим Клайн. Мы ждали вас, чтобы приступить к чтению.
Клайн-старший не нуждался в напускной торжественности, к которой прибегал его сын. Долголетняя практика наложила свой отпечаток и на морщинистое лицо, и на интонации, и на жесты. Все было абсолютно естественным, присущим человеку такой профессии. Клайн разорвал запечатанный сургучом конверт и, разложив на столе страницы, неторопливым, глухим голосом забубнил:
- "Мне остается жить очень недолго. Койка в больничной палате, где оптимистические утешения врачей будут мне напоминать о том, что ложь сопутствует человеку даже в его последние часы, - не для меня. Не для меня цветы в изголовье, заботливо принесенные недалекими людьми. Для них это символ жизни, а для того, кто знает, что ему предстоит, - втройне тягостное напоминание о близкой смерти. Поэтому я предпочитаю уйти сам - в обстановке и при обстоятельствах, где нет места ханжеству и притворству. Уходя, позволяю себе небольшую прихоть - разыграть вместе со своими друзьями, которых благодарю за эту последнюю услугу, детективное представление. В написанном мною сценарии, в который каждый из них внес свою долю таланта, им отводятся следующие роли..."
Каждый пункт был Муну и Дейли известен заранее. Но все же ими овладело ощущение неправдоподобности. Не могло быть, чтобы все, что заставляло их напрягать нервы и мозг до крайнего предела, все, что вызывало подозрение и требовало истолкований, целых две недели лежало у нотариуса - отстуканная на машинке, снабженная подписями и печатью шахматная задача. Старый нотариус монотонно бубнил, а они этап за этапом снова переживали события этого дня, начиная от мелькнувшего за рекламным стендом аэровокзала темно-вишневого жакета Магды и кончая спрятанными за картиной перчатками, которые казались им в тот момент ключом к раскрытию преступления. Все действия, все улики были упомянуты. За исключением двух.
- Здесь не указано, кто должен был запереть нас в комнате, - заметил Мун после того, как нотариус кончил.
- Несомненно, сам Мэнкуп, - заверил Баллин. - Я вам уже говорил, что по условиям разрешалась некоторая импровизация. Вы, очевидно, проявили подозрительность по отношению к нам, ему пришлось принять меры, чтобы вы не смогли помешать.
- Импровизация? Едва ли. - Скульптор, раздобывший в ящиках Мэнкупа коробку американского трубочного табака, выпустил душистое облако. Пряный, медовый запах нелепо контрастировал с едкостью тона. - Думаю, это делалось ради нас. Магнус хотел нам на недельку предоставить возможность ощущать себя в тюремной камере.
- Ты слишком озлоблен, Лерх, чтобы судить беспристрастно, - возразил Баллин.
- Не заговаривай мне зубы. А наведенные о нас справки - разве это не утонченный способ давления на психику?
- Обо мне он тоже узнавал? - быстро спросила Ловиза.
- Нет, - успокоил ее Дейли.
- Лерх прав, - сказала Магда, - игра вовсе не была такой безобидной, как нам казалось. Мне еще сейчас становится не по себе, когда вспоминаю последний допрос. Я была почти уверена, что меня вот-вот арестуют. Не знаю, хотел этого Магнус или не хотел, но кошкой был он, а мы - полуслепыми мышами.
- Сейчас не место и не время обсуждать его характер, - урезонил Магду Баллин. - Во всяком случае, гётевские стихи, тоже не предусмотренные в правилах, говорят в его пользу. Этим он, считаясь с сомнениями, которые могли возникнуть, предельно ясно намекнул на самоубийство.
- Не проще бы написать пару прощальных слов? - сказал Мун, пересаживаясь подальше от скульптора. Если госпожа Мэнкуп не переносила вони дешевых сигар, то парфюмерный аромат дорогостоящего табака был для Муна сущим наказанием.
- Гёте его любимый поэт. - Баллин пожал плечами. - В такие минуты мы склонны искать утешительную мудрость у наших великих предшественников.
- В этом спектакле главная роль отводилась нам с Муном, - усмехнулся Дейли. - А если бы мы не приехали?
- Этот вопрос тоже обсуждался. Дитер предложил в таком случае пригласить частных детективов из Бонна. Но Магнус был уверен, что вы не откажете.
- В документе не обозначена дата самоубийства, - заметил со своей стороны Енсен.
- Это сделано нарочно. Магнус боялся, что нас подведут нервы. - Баллин говорил спокойным голосом комментатора, словно потеря до зарезу нужных ему десяти тысяч являлась досадным пустяком. - Идея возникла у него, когда Ло начала репетировать роль госпожи Бухенвальд. Пистолет и перчатки, выдвижной ящик в артистической уборной, откуда их каждый из нас мог взять. Он сразу ухватился за эти возможности. Самоубийство было приурочено к одному из десяти спектаклей, а к какому - мы заранее не знали.
- И вам пришлось бы в крайнем случае десять раз подряд повторять предусмотренные для вас действия?
- Да, это было бы ужасно. По крайней мере хорошо, что он избавил нас от лишних переживаний. - Магда посмотрела на скульптора, словно ища поддержки.
- Именно это мне менее всего понятно. - Он сердито вытряхнул трубку в пепельницу. - Вот сейчас я курю его табак, гляжу на господина Клайна, который вынимает из портфеля дополнение к завещанию, и пытаюсь что-нибудь понять. Магнус считал нас ренегатами, по крайней мере меня и Магду, и если бросал нам десятитысячную подачку, то уж не даром. За это мы должны были основательно помучиться, а он бы на том свете злорадствовал. Так почему же он внезапно стал таким добрым и помиловал нас, уйдя из жизни в самый первый вечер?.. Нам пора, Магда! Здесь нам больше нечего делать.
Он встал, но нотариус остановил его официальным жестом:
- Я обязан прочесть в вашем присутствии дополнение к завещанию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82