Словом, тот аромат, что донесли до потомков И. Бабель,
А. Веселый, автор «Тихого Дона»…
Вот конкретный пример его работы: Наметкин и Сергеев уклонились от внесе
ния в протокол похабных надписей с места преступления или рисунков, кото
рые охранники-жеребчики набрасывали во время дежурств на стенах Ипатье
вского дома. Они справедливо полагали, что мат и сексуальные позиции с по
дписью «Царица и Распутин» ничем не обогатят историка, в будущем по инте
ресующегося итогами их работы. А «природный охотник», «самолюбивый фана
тик своей профессии» (Дитерихс), словом, Николай Соколов внес в протоколы
и похабель, и оскорбления Ц «свидетельства предсмертного мученичеств
а пленников», как назвал их Бруцкус. Фактов следователь дал историкам пр
едостаточно, чтобы воссоздать картину преступления, а его выводы и предп
оложения, что ж, они тоже стали свидетельствами времени, приметами «вели
кой эпохи», когда началось выдвижение к власти Ленина и Муссолини, Стали
на и Гитлера, Ракоши и Зейсс-Инкварта и легиона им подобных почти по всей
Европе.
К слову Ц одновременно приметами эпохи, когда не нашлось в Европе издат
еля для брошюры Бруцкуса…

Глава 8
ПОСЛЕДНИЙ РАЗ О СЕБЕ

Чтение «Убийства царской семьи» Николая Соколова явилось нравственным
потрясением в моей жизни.
Сначала представьте отрока или юношу, воспитанного на таком вот идеале:


Юноше,
обдумывающему житье,
мечтающему Ц
сделать бы жизнь
с кого,
Скажу, не задумываясь:
делай ее
с товарища Дзержинского.

А до Дзержинского, в детстве, героями значились Ворошилов с Буденным
… В войну, правда, появились новые идолы. Но уже в те, то есть в под
ростковые годы, когда массовый героизм народа стал приметой эпохи, и тог
да мы не понимали, почему в образец нам ставят летчика, таранившего герма
нский самолет, как будто взаимное уничтожение пилотов нашего и немецког
о есть заведомо выгодная для России сделка. Или почему солдату разумно л
ечь грудью на амбразуру огневой точки противника и заткнуть своим телом
пулеметное дуло. Разве не проще бросить туда гранату?
Послевоенные герои тоже выглядели сомнительно … Не хочу преу
величивать проницательность своего поколения. Но жизнь десятилетиями
складывалась так, что сетка моральных координат общества натягивалась
на опорные идеалы, вызывавшие у молодежи одни сомнения. Подчеркиваю, у лю
бой молодежи, вне связи с ее конкретными политическими убеждениями (я са
м до 1958 года, до дела Бориса Пастернака был вполне правоверным комсомольц
ем).
Одно время на роль образцовых героев претендовали в нашем сознании комм
унисты-оппозиционеры, погибшие в чистках, но товарищ Сталин и его сподви
жники успели все-таки о них многое народу порассказать … Пост
епенно, незаметно в сознании многих из нас на «высшие точки» вырвались р
ыцари белого движения (песни ведь запела молодежь о «поручике Голицыне и
корнете Оболенском»), а для кое-кого, как стало известно позже, штандарте
нфюреры СС.
Культ белых начался, по-моему, с фильма «Перед судом истории», где бывший
лидер правых националистов в Государственной думе Василий Шульгин с лю
бовью вспоминал своего государя на фоне декораций того самого вагона, гд
е он выпросил у царя отречение от престола. Потом, поглядев на табличку у Т
аврического дворца «Областная партийная школа», Шульгин с грустью прог
оворил: «Здесь заседал единственный в нашей истории парламент» Ц и мы в
зале вдруг осознали: братцы, да ведь в России парламент был, как же мы про э
то ничего, ровно ничего не знаем …
Потом появились из каких-то тайных запасников старшего поколения издан
ные еще в 20-х годах мемуары возглавителей белого движения (мне деникински
е «Очерки истории русской смуты» дал покойный «крестный» в кинематогра
фе Юрий Герман). Так что к началу работы над этой вот книгой я, как многие лю
ди моего поколения, придерживался стандартного российского мировоззре
нческого набора аксиом: российские народы были в революцию сбиты с толку
демагогами, обещавшими им рай на земле и во человецех благоволение, кром
е того, они традиционно были приучены к патерналистско-авторитарному пр
авлению, свободу же отстаивали в этой стране лишь немногочисленные пала
дины-идеалисты (а таких везде мало, не только в России). И вот, приближаясь к
седьмому десятку лет, я стал читать книги уже не вождей белого движения, а
его, говоря по-щедрински, Сил, т е. тех, кто составлял становой скелет админ
истрации, людей вроде Дитерихса или, на более низком уровне, Соколова. Они
поразительно напомнили своих антиподов по мою, советскую сторону жизни,
тех, кого я так часто наблюдал у нас, там …

гляди
это и есть
та самая
Хамская
Рожа
которая решает как тебе жить

(Иван Ахметьев, московский по
эт 80-х годов.)
После такого чтения я уже не удивлялся, встречая, например, док
ладную записку офицеров врангелевского главштаба, адресованую на имя г
лавковерха, с секретным анализом для самого узкого круга своих
людей:
«…первые наши успехи с середины 1919 года показали воочию, как ждал и ждет ру
сский народ освобождения от насилия и произвола; как он хочет спокойной
трудовой жизни, как жаждет порядка и права. Всем памятны встречи доброво
льцев в Харькове, Киеве, Курске и Воронеже, когда измученное население пе
ло «Христос воскресе», стояло на коленях и целовало избавителей-доброво
льцев.
Но вместо порядка мы принесли те же насилия, грабежи и издевательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135