На ночлег остановились недалеко от топографического знака. Издали он похож на крест, установленный на постаменте. В действительности это бочка с камнями и в ней деревянный столб с поперечиной. Подобные знаки здесь на побережье нам попадались регулярно».
От сторонников «русановской гипотезы» мы слышали, что однажды с борта ледового разведчика, который пролетал над берегом залива, видели крест. Но это не крест, не могила, а знак геодезистов. Такие столбы во множестве стоят на побережье. В литературе сведения о «кресте» не появлялись, но в устных спорах он фигурирует чуть ли не как «могила Русанова». Это еще один миф, порожденный легковесностью высказываний…
В следующие дни Леденев, Яценко и Курочкин были вне района «грота Пьянкова». Они осматривали берега – делали то же, что и участники двух других таймырских отрядов экспедиции.
На маршруте Владимирова и Рахманова вдоль восточного берега залива Ахматова была любопытная находка.
Владимиров. «К концу седьмого часового перехода пересекли в устье реку Разъезжая. Открывшийся впереди низкий пологий берег казался бесконечным. Прибрежная галечная коса была первозданно чистой.
Коренной берег поднимается крутым уступом. Медленно ползем по скользкому, сыпучему склону, руками упираясь в грунт.
Неожиданно глаза, привыкшие к постоянному поиску, выхватывают на тундровой равнине метрах в 50 от берега какое-то неестественное скопление камней.
Мы уже соскучились по находкам. Залив Ахматова выглядит пустынным по сравнению с западным побережьем Таймыра. Там было трудно пройти по берегу из-за обилия плавника. Мы уставали от постоянного внимательного осмотра. Здесь же, наоборот, устаем от отсутствия чего-либо заслуживающего внимания. В среднем на километр приходится 3–4 небольших куска дерева, и ничего больше.
И вот теперь впереди какие-то гряды камней. Почти бежим. Следы стоянки! Дух захватило. Скорее, скорее охватить все сразу. Детали потом. Вот металлическая цепь с полотняными петлями – собачья упряжь. Вот обувь. Странная модель – полотняно-кирзовый башмак на резине.
Круг за кругом, сужая их по спирали, осматриваем предмет за предметом. Много всего. До чего же много! Мы торопимся, как будто все это богатство только что возникло и может на глазах исчезнуть.
Ничего не трогать! Пока лишь отметить все-все. Главное – не пропустить ни одной мелочи.
Чем ближе к центру нашего условного круга, тем вещей больше и они крупнее. Размеры стоянки определены, полный реестр у меня в книжке. Теперь – подробности.
Целый примус! Большой, хозяйственный – знакомая принадлежность коммунальных квартир сороковых годов.
Много лет назад, на заре развития спортивного туризма, мы использовали такие в зимних походах в безлесных районах. По всему видно, что он в рабочем состоянии. Даже медный бачок не потускнел. Жаль, нет иголки. Можно было бы зажечь.
Вот жестяная коробочка. Похожа на те, что были почти в каждом доме в пору войны, когда поступала американская тушенка. Они удобно открывались ключиком и после использования содержимого служили для хранения мелочей.
Коробочка плотно закрыта. С великой осторожностью приподнимаем крышку. Хозяин весьма домовитый, и странно, что потерял свое сокровище. Внутри нитки, иголки (можно шить!), пуговицы, булавки.
Идем от предмета к предмету. На площади в сотню квадратных метров целая слесарная мастерская – отвертка, нож, кусачки, ножовка – все будто новое, хоть сейчас в дело. Отдельной кучкой лежат гвозди, какие-то крючки, проволока.
А вот это уже очень ценная находка! Точно спрятанные между кочками, металлические гильзы – одна, вторая. Они от охотничьих патронов 16-го калибра. Рядом с ними патроны к карабину.
Мы знаем: на них есть дата изготовления.
Ожидая самого невероятного, очищаем торцы от грязи. На патроне к карабину проступила цифра – 38. Гильза от охотничьего патрона еще более поздняя – 44. А дальше… Черная эбонитовая коробка – часть аккумуляторной батареи, на ней дата – 1947 год. Ботинки – 1946 и т. д. и т. д. Все стало на место.
Медленно мы вернулись в действительность. Очевидно, это лагерь экспедиции 1947 года».
Помните свидетельство П. Я. Михаленко: «В конце июля месяца, закончив работу, группа Пьянкова вместе с группой Македонского вернулась на базу экспедиции в бухту Солнечная, проделав пешком по арктическому бездорожью более 250 км». Вероятно, перед этой трудной дорогой люди бросили все, что не было им жизненно необходимо.
Не стоило бы, пожалуй, останавливаться на находке Владимирова и Рахманова столь подробно, если бы не одно важное обстоятельство. Обнаруженные вещи были оставлены в сороковых годах, видимо, в 1947 году. Почти 30 лет спустя над ними склонились участники экспедиции «Комсомольской правды». Предметы были будто новые: медный бачок не потускнел, нитки – «можно шить», инструмент – «хоть сейчас в дело». Еще через 30 лет мало что изменится. Здесь низкие температуры, практически всегда ниже пуля. Для сохранности вещей страшнее всего колебания температуры – переходы от плюса к минусу и обратно – от минуса к плюсу…
Арктика хранит следы бережно, поэтому-то и имеют смысл паши поиски. Эти предметы пролежат и 60, и 100 лет точно в таком же виде, не изменившись. И будь в заливе Ахматова более давняя стоянка, следы ее сохранились бы точно так же, как найденные нами вещи. И мы нашли бы их…
Потом группы Владимирова и Леденева соединились. По плану. И снова по плану разошлись. Курочкин и Владимиров с ненужным снаряжением пошли прежним путем в бухту Солнечная; Леденев, Рахманов и Яценко через ледник Ленинградский направились к проливу Шокальского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59