Кажется, солнце, как мяч, закатилось в яму, откуда ему ни за что не выкатиться,- вот и будет теперь жарить бесконечно.
- Хошь бы какая дешевенькая тучка прикрыла,- бормочет Василий и снова берется за литовку.
Петр косит в сторонке, он в майке, голову повязал носовым платком. Его литовка, вонзаясь в траву, уже хрипит от бессилия. Петр поднимает ее, окунает брусок в воду и начинает быстро водить им по литовке. Потом оглядывается на Василису - она давно уже неподвижно сидит на колодине.
- Мать,- кричит он,- шла бы ты в шалаш! Пускай жара спадет, потом покосишь.
Василиса не отвечает.
- Мама,- услышав Петра, кричит Настя,- иди ставь обед, сейчас все придем!
Василиса поднимается и подходит к Петру.
- Сил нету,- печально говорит она ему и вздыхает.- Износилася. Думала, помогу, ан нет.
- Ты чего, мать? - спрашивает Петр.
- Я отойду, ты не думай. Вот полежу и отойду, а завтра сама своя буду. Это с непривычки, уж год не косила.
Согнувшись, она уходит к шалашу, и все трое - Василий, Настя и Петр смотрят ей вслед.
- Давай перекурим! - кричит Василий Петру.
Петр подходит к нему и, зажав руками котелок, долго пьет. Потом сдувает со лба капли нависшего пота и садится.
- Чего это с матерью? - спрашивает Василий.
- Старая,- обычным голосом отвечает Петр.- Сколько ей лет?
- На два года моложе меня была.
- Старая,- повторяет Петр.
Поздно вечером они сидят у костра и пьют после ужина чай. Костер то взвивается вверх, и тогда на каждом из них, как одежда, отчетливо видна усталость, то снова сникает. За шалашом, в темноте, собака звучно вылизывает из банки остатки консервов. Ночь ложится на деревья, на скошенную траву, и только на костер, боясь обжечься, она лечь не решается. Костер от этого гоношится, подпрыгивает.
Они долго не спят: начало сенокоса положено, первый день прошел как надо, и все это живет в них ближними, еще не улегшимися чувствами.
- Пора укладываться,- говорит наконец Василий.- Копен девять за день накосили, и то ладно.
- Нет, больше,- быстро поправляет Настя, она всегда говорит быстро.- Я одна копен пять намахала.
- Хорошо бы больше,- откликается Петр.
- Завтра поторапливаться надо.- Василий поднимается.- Ненастье будет.
- Какое еще ненастье? - настороженно спрашивает Василиса и смотрит на Петра.
- Собака траву ела,- говорит Василий Петру.- Примета верная.
Петр молчит.
* * *
Василий и Петр женились в один год, даже в один месяц. Петр, которому тогда едва исполни-лось двадцать лет, привел в дом с нижнего края деревни Таню, дочь кузнеца. Василий привел в амбар чужую, не деревенскую, которая как-то ненароком забрела в деревню и задержалась, переходя из избы в избу и обшивая баб сарафанами да платьями. Мастерица она была хорошая, за шитье брала недорого, и заказы поступали к ней один за другим. Рассказывали, что новенькая приехала с Украины, чтобы разыскать сына, потерявшегося в войну, да вот на обратную дорогу денег ей не хватило, и она решила приработать.
Где и как они с Василием сговорились, никто не знал.
Петру уже сыграли свадьбу, на которой больше всех пела и плясала Настя, прошли октябрьс-кие праздники, выпал запоздавший в ту осень снег. Василий, собиравшийся перед этим на промысел, вдруг приостановил сборы и позвал к себе Петра.
- Ты эту, пришлую, видел? - спросил он сына, не глядя на него.
- Это которая шьет?
- Ага.
- Видел, она ж по деревне ходит.
- Хочу взять ее к себе,- сказал Василий и повернулся к Петру.
- Да ты что, отец, серьезно? - не сдержавшись, удивился Петр.
- А чего? Нельзя мне, что ли?
- Да почему нельзя? - забормотал Петр, не зная, что сказать.- Конечно. Ты еще не старый. Кто говорит, что нельзя?
- Дело не в том, старый или не старый,- невесело поправил Василий.Надоело мне самого себя обстирывать, самому себе кашу варить. Живу как арестант. Хозяйка нужна - вот какое дело.
Они помолчали.
- Заходи перед вечером завтра, бутылку на троих разопьем, свадьбу, стало быть, сыграем. Я Насте накажу, чтоб сготовила.
Дома Василиса хлопотала на кухне.
- Мать! - возбужденно закричал Петр, входя.- У нас отец женится.
- Но,- бесстрастно откликнулась Василиса.
- Точно говорю. Завтра приведет.
- Пускай хошь тыщу раз женится, я к нему никакого касанья не имею.
- Обидно, поди?
- Чего ты, Емеля, мелешь? - вскинулась Василиса.- Обидно стало, изошлась вся от обиды - куды там! Полоумная она, раз идет за него. Добрая не пошла бы.
Новую жену Василия звали Александрой, и была она ненамного старше Анны, его первой дочери. Василиса впервые увидела ее утром из окна, когда Александра, припадая на одну ногу, шла через двор в уборную.
- Да она хромоножка,- обрадовалась Василиса.- Я говорила, добрая за него не пойдет, так и есть. Теперь они заживут. Черт черту рога не обломит.
В первое время Александра нигде не показывалась, отсиживалась в амбаре. Василий сам кипятил чай, сам ходил в магазин, но и он тоже старался лишний раз на улицу не выходить. Для деревни его женитьба была ковшом меда, вылитым на муравейник: ее судили и рядили на все лады, после войны она стала самым важным событием, намного важнее любой смерти, случив-шейся за последние годы. У баб вдруг не стало хватать соли, хлеба, исчезли куда-то стиральные доски и утюги, и за всем этим они шли к Василисе, заводя разговор о молодых,- конечно, имелось в виду, что они спрашивают о Петре и Тане. И только бабке Авдотье, которая уже и тогда была глуховатой, хитрить не приходилось.
- Ты, сказывают, сестричкой обзавелась, Василиса! - кричала она, расположившись на скамье.
- Тебе, старуха Авдотья, делать нечего, вот ты и ходишь, сплетни полощешь,- сердито отвечала Василиса.
- А тебя за душу берет?
1 2 3 4 5 6 7 8