Ц Давайте я лучше вам кровать застелю. \
Ц Не надо…
Зина усмехнулась, лениво встала, пошла к выходу оглянулась и нехотя закр
ыла за собой дверь. Я хорошо знал мужа Зины, механика колхоза, очень строго
го очень правильного и очень скучного человека…
Наденька продолжала перебирать книги, Зина внимательно разглядывала н
огти. Они были явно смущены.
Наденька вытащила томик Бунина, полистала и подала Зине:
Ц На, почитай.
Зина молча взяла книгу и поспешно вышла.
Невольно подслушанный разговор колхозниц, странное поведение девушек
возбудили у меня любопытство. Но заводить разговор на эту тему было край
не неудобно. Наденька, по-видимому, вовсе ни о чем не хотела разговаривать
: выбежала на кухню, разыскала тряпку и принялась усердно наводить в доме
чистоту.
За окном раздался голос Ирины Васильевны:
Ц Путешественники, где мешок-то с муравьями?
Поиски мешка были долгими. На все вопросы Алексей Федорович отвечал:
Ц Положил куда-то…
У него была страсть все, что лежит под рукой, прибирать и прятать, по посло
вице: «Подальше положишь Ц поближе возьмешь». А спрятав вещь, старик тот
час же о ней забывал. Был случай, когда Алексей Федорович прибрал мой фото
аппарат. Ирина Васильевна неделю потратила на поиски и случайно обнаруж
ила фотоаппарат на печке, в голенище старого валенка.
Мешок с муравьями отыскался в хлеву под кучей соломы.
Поговорить с Наденькой мне так и не удалось в тот день, а утром она уехала
в район. Грязная сплетня переметнулась через Итомлю и поползла по колхоз
у. Судачили и перемывали кости Наденьке во всех бригадах в каждой семье и
только молчали в доме Кольцовых. Ирина Васильевна хмурилась, поглядывал
а исподлобья. Наденька тоже переживала, хотя делала вид, будто ее ничто не
касается, но резкая нервозность и острая подозрительность выдавали ее с
головой.
Около больше не появлялся в доме Кольцовых. Он был по-прежнему весел и бес
печен. Его чувства к незнакомке, внезапно вспыхнув, мгновенно сгорели. Де
вушка в полосатой кофте оказалась племянницей апалёвского бригадира. П
риехав к дядюшке провести отпуск, она недельку поскучала в деревне и ука
тила обратно в город. Ее отъезда даже не заметили. Все мысли и разговоры ве
ртелись вокруг Наденьки. Одни поносили ее, другие Ц Около, нашлись и таки
е, что открыто осуждали Зину Рябову: не к лицу, мол, замужней женщине загля
дывать под чужие подолы.
Прошла неделя-другая, и сплетня постепенно стала меркнуть. С Около все со
шло как с гуся вода. Авторитет Наденьки был навсегда подорван. Кличку «ха
лда» заменила новая Ц «обструганная вековуха». И это доконало Наденьку
. Она повяла: лицо совсем осунулось, подбородок заострился, губы беспреры
вно дрожали. Острая на язык, решительная до дерзости, Наденька превратил
ась в боязливую ходячую тень. Открутив картину, украдкой бежала домой и з
апиралась в своей комнате.
Ирина Васильевна болезненно переживала все это: она внезапно как-то вся
обмякла, ее гордую властность сменила робкая угодливость, в острых, насм
ешливых глазах появилась слезливая жалость. Словно глаза просили и умол
яли: «Ну простите же ее. Мало ли что в жизни случается. Зачем же вы так жесто
ки».
В один из вечеров, когда Наденька, свободная от работы, сидела запершись в
своей комнате, а мы с Ириной Васильевной перебирали крыжовник на варенье
, вошел Около. Подпирая головой притолоку двери, он остановился на пороге,
пригладил ладонью волосы и, уставясь на запыленные носки сапог, буркнул:

Ц Здрасьте…
Ирина Васильевна ничего не ответила и, схватив из решета горсть крыжовни
ка, стала торопливо бросать ягоду за ягодой в плоское эмалированное блюд
о. Лицо Около Ц мрачное, усталое, с черным пятном мазута у виска Ц болезн
енно перекосилось.
Ц А Надежда Михайловна дома? Ц спросил Около и переступил с ноги на ног
у.
Рука у Ирины Васильевны задрожала, крыжовник посыпался на пол.
Ц Извините, коли так. Ц Около тяжко вздохнул, нахлобучил до ушей кепку и
толкнул дверь.
Ирина Васильевна вскочила:
Ц Да куда же ты… погоди… экий нетерпеливый. Она беспомощно оглянулась н
а меня и потянула Около за рукав: Ц Дома она, дома…
Около прошел боком мимо Ирины Васильевны в комнату Наденьки. Старушка пл
отно закрыла за ним дверь, нагнулась ко мне и прошептала:
Ц А ты иди к себе в мезонин. И я уйду. Пусть они поговорят. Их дело. Бог даст,
и уладят. Иди, иди в мезонин-то.
Корявая, медноликая луна тускло и холодно освещала мою тесную каморку. Я
подвинул стул к окну и опершись подбородком на подоконник, прижался к ст
еклу лбом. На улице царствовала чуткая тишина. Только циркал сверчок, да н
удно верещала в объятиях паука муха. Донесся гулкий отрывистый выхлоп дв
ижка, на секунду движок смолк, потом сухо закашлял и, откашлявшись, ворчли
во зарокотал и застукал.
Хлопнула калитка, под окнами зашаркали грузные шаги Около. На меня напал
о странное забытье. Мне урывками снились то Наденька, то Около, то Ирина Ва
сильевна, то все вместе; и тут же стоял Алексей Федорович, улыбался ласков
о, снисходительно, как будто жалел всех и понимал больше всех, что все это
досадные, глупые мелочи, которые постоянно раздражают нас и мешают жить.
Когда я очнулся, то понял, что не спал а думал долго, упорно и беспорядочно
об этих людях.
Рассветало. Над землей висело ясное, чистое небо, и над болотом одиноко, ка
к свеча, догорала Венера. Внизу лежала густая ночная тень. И на нее из окна
Наденькиной комнаты падало желтое плоское пятно света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13