Вот тебе и все основания к антипатиям и вс
ему прочему. Например, заключенные из русских были в большинстве все бро
дяги, бездомные; а эстонцы Ц местные, стало быть, «домные». Такому легче: п
опался он, сидит, а ему жена мешки с харчами в тюрьму таскает. Русским же ма
ло с воли несли. В камере постоянно возникали разные конфликты, которые р
азрешались обычно кулаками. «Имущие», например, сами пол не мыли, а нанима
ли за пайку хлеба кого-нибудь из «неимущих», параши тоже не носили, все за
них делали «неимущие». Мне тоже один хуторянин, стянувший на воле колхоз
ное сало, предложил за него подежурить, когда настанет его очередь убира
ть камеру, обещал дать сала. Я его послал в нехорошее место. Нет чтобы прос
то так поделиться. А когда драка, спрашивают: «Чего ты нас не поддерживаеш
ь, ты же эстонец?» Значит, когда надо драться Ц эстонец, а сало жрать Ц не э
стонец. Об этом я тоже сказал.
Здесь я впервые встретил воров в «законе». Одного из них звали Олег и поче
му-то Румяный, хотя был он очень бледен; другого Ц Сашка Ташкентский. Таш
кентский Ц кличка, как и Румяный. Они тоже ни пол не мыли, ни парашу не носи
ли. Мне объяснили, что если в «законе», то работать не полагается. Меня это
злило: ведь и я вор, почему же мне положено таскать парашу, а им нет? Впрочем
, я тут же и объявил всем, что таскать парашу больше не буду, чем заслужил от
кровенную ненависть «имущих». Что же касается этих «законников», они спе
рва относились ко мне свысока и насмешливо, но скоро признали меня. Еще бы
! Как-никак международный класс, человек с заграничным специальным обра
зованием. Румяный и Ташкентский начали меня усиленно обучать русскому я
зыку, и я тут же узнал, что «мелодия» Ц это милиция, «лопатник» Ц кошелек,
а «фрайер» Ц личность мужского рода, недоразвитая. И еще многое другое.

«Законники», даже если ругались из-за чего-нибудь между собой, все равно
честно делились едой, а это, по-моему, очень важно. Наши же «имущие» достой
ны презрения: жмутся со своими мешками по углам, ни с кем не делятся, даже х
леб тюремный экономят и берегут, пока он у них не заплесневеет. Есть стара
ются так, чтобы никто не видел, тайком; другие, наоборот, демонстративно ра
зложат свои богатства, словно подчеркивая этим, что они, мол, честные и не
стесняются кушать свое добро. Терпеть не могу… Судя по разговорам, попал
и ни за что: подумаешь, взял со склада в карман гвоздей, а другой Ц четыре к
атушки ниток, третий Ц килограмм муки, все только помалу брали, а сроки им
отломили по десять лет и выше. Но я думаю: сегодня кило, завтра кило, каждый
день по кило Ц тонна наберется. Значит, ничем не лучше других. И нечего ло
маться. Любил кататься, будь любезен, тащи и сани.
Из тюрьмы нас привезли сюда, так сказать, за тридевять земель, в страну веч
ного леса и долгих, холодных зим. О том, как провели две недели в дороге, в то
варных вагонах, писать неохота, это, сказать прямо, невеселая история.
На конечной станции нас приняли жгучий мороз и местный конвой. Построивш
ись в колонны, пошли к лагерному пункту.
Этот пункт появился как-то внезапно, поредели деревья, и мы очутились у вы
сокого, обвешанного лампочками, или, как выразился кто-то из нас, «облампо
чканого» забора. Ближний угол забора украшала вышка, на которой плясал о
т холода солдатик в длинной дохе, с автоматом на шее. Начался «шмон» Ц обы
ск. После «шмона» открыли ворота и впустили в «зону», то есть на территори
ю лагерного пункта.
У ворот нас встречала вооруженная палками толпа, которая при нашем появл
ении сразу загалдела, заревела. Послышались вопросы: «Кто такие? Масть? Во
ры есть?» Кое-кто из прибывших вышел вперед и тоже спросил: «Какая команди
ровка (лагерь, стало быть)? Воровская или?..» Ответили, что воровская. Теперь
начались приветствия, объятия, причем, по-моему, обнимались совершенно ч
ужие друг другу люди. Было непонятно, с чего эти телячьи восторги… Но, види
мо, не все население собралось у ворот, эту встречу наблюдали и издали как
ие-то люди, стоявшие тут и там отдельными кучками.
Олега и Сашку тоже обнимали и тащили в барак. Уже уходя, Олег обернулся и п
озвал меня. Я пошел с ними. Мне указали свободное место на двухъярусных де
ревянных нарах, а окружающим, дикого вида оборванным, людям Олег объясни
л что-то вроде того, что, мол, я Ц пацан-воришка, стало быть, молодой «закон
ный» ворик.
На следующий день этап распределили по бригадам: в основном все эстонцы
оказались в бригадах, работающих на лесозаводе, а я попал в лесоповальну
ю, вместе с Олегом и Сашкой. Это они так устроили, ходили к нарядчику, угово
рили, чтобы вместе. И началось, так сказать, трудовое исправление моих пре
ступлений. Всего в бригаде было 29 морд; взрослых воров, кроме Олега и Сашки,
не было. Мы трое, конечно, не работали, хотя деньги получали наравне с друг
ими. Да и какие это, к чертям, деньги! Только Сашка и Олег получали больше: бр
игадир в каждую получку забирал с бригадников почти половину зарплаты и
отдавал ворам, они же передавали эти деньги дяде Мите. Дядя Митя Ц самый а
вторитетный вор, старый, с бородой: у него хранится воровской «общак», или
«котел», Ц касса, в которую каждый вор отдавал деньги, собранные с бригад
. Этими деньгами во всех воровских лагерях, а иногда и на воле, там, где воры
еще живут организованно, распоряжается воровская сходка, она решает, ком
у из воров и сколько дать, куда послать и т. д. Из этих денег посылается помо
щь ворам, находящимся в тюрьмах, карцерах, особорежимных лагерях; из этих
денег часть выделяют ворам, освобождающимся или собирающимся в побег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76