Ц Да так, плохо все, Ц отмахнулся я от ответа.
Да разве объяснишь? И сам не поймешь толком. Что происходит?.. Вспоминается
иногда детство, когда в первый класс ходил, когда кличку себе взял Ц Серы
й Волк, просто так взял я ее, для игры в индейцев, а теперь всерьез волком ст
ановлюсь. Вот меня уже и собаками травят. Странно даже думать, что где-то н
евообразимо далеко есть свобода и живут там мирные люди, ложатся спать, у
веренные в собственной безопасности, ножи применяют лишь для того, чтобы
резать ими хлеб.
А здесь недавно проснулся от жуткого крика, соскочил с нар, перепуганный,
еще сонный, а кругом смеющиеся над моим страхом рожи. Оказывается, просто
боролись двое, дурачились. А я до утра глаз не сомкнул, дрожал противной др
ожью. Когда будет этому конец? К дьяволу всю эту жизнь и воров! Но нельзя мн
е сейчас от них отделаться иначе, как бежать из этого проклятого места!
Последняя прогулка (160 километров) обошлась мне в два года добавочного сро
ка с переводом на тюремный режим да в пятнадцать суток карцера.
Большинство из зеков считают, что на тюремный режим заключенных определ
яют в общем-то отдыхать и режимная тюрьма вроде «санатория». Заслужить п
утевку в этот «санаторий», однако, нелегко. Мне, чтобы получить путевку сю
да, пришлось, как известно, совершить два побега, а это связано с некоторым
риском: можно получить путевку не только в «санаторий», но и на тот свет.
Нас везли в город Кировоград. Погрузили в вагон, снабдили на дорогу мешко
м хлеба. По мере приближения к Кировограду мешок все пустел и пустел, пока
, наконец, ко дню прибытия в нем остались лишь три буханки хлеба. Ехали мы о
тдельно от прочих заключенных, так что пополнить запасы было невозможно
, а на отсутствие аппетита никто из нас никогда не жаловался. По прибытии н
ас стали выгружать из «Столыпина» и погружать в «черный ворон». Случилос
ь так, что нас разместили в машине, где находилось человек двадцать крест
ьян с большими мешками. Я влез в машину последним и стоял прижатый к самой
двери. В пути от станции до тюрьмы я заметил, что в куче ног и рук, человечес
ких тел, пыхтевших, кряхтевших, потерявших равновесие, в трясущейся на до
рожных ухабах машине что-то происходит, а затем один из нашей пятерки про
сунул мне какой-то сверток:
Ц Левка, держи!
Я сначала держал, а потом сунул в мешок. На ощупь определил: масло. Последо
вали другие свертки: хлопцы оперативно шуровали по мешкам Ц аж шерсть л
етела.
Мешок в моих руках с тремя буханками быстро тяжелел, и, когда приехали, я е
го выволок из машины.
В тюремном дворе нас построили по два и пересчитали. Мы должны были снача
ла попасть в баню, пройти «шмон» и, наконец, Ц в камеры. Но откуда-то появи
лся здоровенный детина с погонами старшего лейтенанта и почему-то напра
вился прямо ко мне, не спуская глаз с мешка. Он велел мне выйти из строя, кон
ечно, вместе с злополучным мешком.
Ц А ну, мужики, посмотрите, что в нем вашего.
Мужики, опасливо поглядывая на меня, подходили к мешку и, покопавшись в не
м, молвили: «Це мiй хлiб», «Це мое масло», «А це мое сало»… Ц и тянули все из ме
шка. Скоро остались лишь наши три казенные буханки хлеба. Но вот какой-то
обормот, ободранный, грязный, подошел, нагло уставился на меня, сказал: «На
чужой каравай рот не разевай», Ц и забрал их.
А меня водворили в карцер.


Тетрадь седьмая

Год 1954

Тарту, «Астория».

Не хочу сказать, что мне сейчас очень хорошо, но и не плохо: имеются деньги,
одет прилично, занимаю уютный номер («Астория»Ц гостиница) и, разумеетс
я, сыт.
Как известно, за предпоследний побег мне прибавили (за последний еще не у
спели) два года и на такой же срок определили в тюрьму. В то время, когда на в
оле происходили такие события, как смерть Сталина, арест Берия и амнисти
я, которая мне, к сожалению, ничего не дала, я с утра до вечера, словно бешены
й волк, бегал по своей клетке, радуясь каждому прожитому дню.
После отбытия тюремного срока меня повезли обратно в лагерь. Теперь уже
не в воровскую зону, а как ушедшего от воров Ц к сукам. По дороге в одной пе
ресыльной тюрьме раздобыл из женской камеры кое-какие принадлежности д
амского туалета. Эти вещи удалось пронести в зону, и они пригодились.
Работали в карьере на погрузке песка. Я вынес и спрятал там свой реквизит,
а однажды, когда за составом подъехал паровоз, погрузил себя в вагон с пес
ком и удачно выехал в Канск. Затем, забравшись в пустой вагон, превратился
в крестьянку. Убедившись, что все на мне более или менее правильно, старая
сь держаться как можно более по-женски, я пошел на вокзал, пробрался в нуж
ный поезд, Новосибирск Ц Ленинград, и поехал (зайцем, разумеется). Сначала
все казалось, что люди меня рассматривают, будто я по меньшей мере нильск
ий крокодил, и чувствовал себя скверно, однако скоро научился держаться
подобающим моему положению образом. В поезде познакомился с девушкой, от
сидевшей три года в заключении за растрату, она ехала домой Ц в Нарву. Мы
с ней подружились.
В вагоне ехали солдаты-пограничники, молодые, веселые ребята, они нас, «де
вчат», всю дорогу не переставали угощать то тем, то другим и, конечно, водк
ой, чего я Ц упаси боже! Ц не «пила»… Я всегда мечтал обзавестись настоя
щей мужской бородой, но здесь радовался, что ее у меня нет.
В Ленинграде мне надо было разыскать семью одного паренька, передать от
него письмо. С подружкой расстался. Семья моего знакомого жила на Лесном
проспекте, состояла из мамы и дочери. Не стану описывать их безмерного уд
ивления, когда на их глазах произошло мое превращение из женщины в мужчи
ну, а также радость, когда я передал им письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76