Ц Е
ще сказал он: Ц Если вы потерпели в жизни поражение, если вы жили неправил
ьно, из-за этого не стоит бежать на тот свет, там вы ничего не исправите, но
на этом можете все изменить и начать жизнь снова.
Он прав, но, чтобы в совершенстве осмыслить эту правду, мне пришлось забра
ться вот в эту темную камеру в подвале балашовской тюрьмы, куда я приехал
две недели назад, чтобы отбыть здесь три года из моего всевозрастающего
срока. Тюрьма эта похожа на все другие тюрьмы, и население ее в основном то
же ничем не отличается от жителей других мест заключений. Я намерен отды
хать здесь, насколько можно отдыхать в тюрьме. Отдыхать от всего того, от в
сех тех, кого терпеть уже нет сил, с кем меня ничто не связывает, кроме замк
ов и колючей проволоки. Однако чувствую, нелегко мне это удастся: начальс
тво не может понять, почему мне захотелось уединиться, и тревожить оно ме
ня, несомненно, будет. Вот уже две недели живу один. Хорошо! Мог ли я думать д
есять лет назад, что буду довольствоваться более чем скромной тюремной к
амерой, чтобы испытывать удовлетворение от существования. Но, конечно, т
олько от существования… А это так, я доволен и молю судьбу, чтобы она позво
лила отбыть эти три года именно так. Займусь основательно русским языком
.
Да, шесть с половиной лет прошло. Но я помню все, как будто это было сегодня.
И ее помню, судью… Она красивая, обаятельная, со светлыми глазами, открыты
м, прямым взглядом и светлыми пышными волосами. Помню, как она выступала н
а суде, властная. Умна ли она? Не знаю… Наверное. Во время заседания она пор
ою склонила свою красивую голову к заседателям Ц сперва направо, затем
налево, и заседатели нашептывали ей что-то. Она смотрела на меня, а я думал
о том, как она меня находит: интересным или нет, мог бы я ей понравиться как
мужчина или нет… Многое бы отдал тогда, чтобы узнать, о чем она думала. Мне
было очень больно, когда надо мной насмехались охранники, потому что это
слышала она; и было больно, когда меня ругали потерпевшие, Ц потому же… Я
устал от жизни, потерял Сирье. Но я был влюблен в судью. Интересно, все люди
так устроены или только я?
Меня судили несколько дней, а я все глядел на нее, нa эту красивую женщину, и
во мне взбунтовался Серый Волк. Он не хотел умирать, он хотел на волю. Но из
этого у него ничего не вышло. Когда судья читала приговор, я смотрел на нее
влюбленными глазами и мечтал только об одном, чтобы это длилось как можн
о дольше, но продолжалось это не вечно. Потом пересылки и, наконец, Урал. Пр
ивели в строгорежимную колонию, где обитали воры. Дела у воров шли все хуж
е и хуже.
От прежних привилегий остались рожки да ножки: в законе, не в законе Ц на
работу гоняли всех, и о кострах нужно было забыть. Вкалывали они, как все. О
казывается, воровские колонии, как и «масть» эта, ликвидируются повсюду.
Почти нет больше «воровского закона», вымирает. Еще встречаются подделы
вающиеся под этот «закон», но это для обмана молодых и самих себя. И хотя э
то так, воспоминания прежних лет, когда они еще господствовали, делали мо
е существование вместе с ними тяжелой пыткой.
Я не хотел жить вместе с ними, но эта причина была недостаточно уважитель
ной для того, чтобы меня перевели куда-нибудь. Причем перевод надо было сп
ерва заслужить. А заслужить я не хотел, не верил в такую возможность. Однак
о и воры все еще пытались иногда взбунтоваться, вернуть навсегда потерян
ное положение или просто устроить смуту, милую их анархическому складу д
уши, Ц и скоро после моего прибытия воры учинили очередную заварушку. Во
время расследования этого дела меня по ошибке причислили к их компании,
забрали, посадили и укатили на один год в тюрьму. Отбыл я этот год сравните
льно спокойно. Происшествий не было, за исключением следствия по поводу
убийства Ораса и его приятелей-бандитов в болотах Каркси.
Дело в том, что весной нашли в лесу двух застреленных мной людей Ораса. Мил
иция, разумеется, сразу произвела тщательное расследование в этом район
е. Нашла хутор, старуха хозяйка показала, куда зарыла Ораса и Каллиса на др
угой день после моей расправы, ну и, конечно, описала мою личность. Таким о
бразом дело открылось.
Длилось это следствие около месяца, и поскольку мои жертвы были матерые
ворюги и убийцы, оно кончилось безвредно для меня.
Из этой тюрьмы я опять попал в строгорежимную колонию. Продолжалось нудн
ое, однообразное арестантское бытие. Из-за раненой ноги на лесоповал мен
я не гоняли. Причислили к инвалидам. Мы убивали время как хотели и умели. Я
жил, как заведенный механизм, безразличный ко всему; время тянулось так м
едленно, а сидеть так много… Но как бы отчужденно ни относился человек к ж
изни, она его заденет и заставит принимать в ней участие. Она задела и меня
, и, как всегда, больно.
Избили меня из-за женщины, которую я никогда в глаза не видел и ничего о не
й не знаю, кроме того, что она когда-то подарила некоему Мартину, другу сво
ему, фото, что ее зовут Эстер, что она эстонка. Моих противников было четве
ро, орудовали они швабрами и березовыми поленьями. Косточки мои после эт
ого стали как резиновые, мягкие, и совершенно не держали меня, так что прод
олжительное время я мог существовать лишь в горизонтальном положении.

Среди всех этих бездельников есть типы, занимающиеся коллекционирован
ием фото красивых женщин, совершенно им чужих. Они их выдают за своих любо
вниц, показывают фото друг другу и всем желающим, причем выдумывают всяк
ие пошленькие истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76