Что его во мне занимало? Кто его знае
т… Или пожалел он меня? Он смешной какой-то, похож на угрюмую птицу с длинн
ым клювом, только глаза смородиновые необычайно ласковые и как будто не
с этого лица. Он угадывал любую мою потребность: хотелось пить Ц ко мне тя
нулась чашка с водой; хотелось принять более удобное положение в кровати
Ц его руки угадывали это; на лбу моем постоянно менялись холодные компр
ессы, на губах я не переставал ощущать приятный вкус прохладного кислого
лимона. Это длилось долго, несколько недель. И всегда я слышал его тихий, н
изкий, со страшнейшим акцентом голос: «Жить нада, та-ава-арищ, ничего не бо
йся. Свобода будет. Жена будет. Дети будут. Ты же мужчина Ц терпеть нада». Д
а, и он тоже был прав. Плохо было Ц лучше будет.
О, я прожил скверную жизнь Ц но я буду жить лучше; я совершал ошибки Ц я бу
ду их совершать еще, только теперь у меня есть конкретная цель, и я могу ош
ибаться лишь в мелочах на пути к этой цели и на этих же ошибках учиться. А ц
ель простая, естественная: спастись. И это ведь возможно. Только надо окон
чательно добить Серого Волка, который живет просто потому, что жив, что бь
ется его сердце, по жилам его пульсирует кровь.
Уезжать из больницы не хотелось, я как-то привязался к своим врачам. Они, п
ожалуй, первые поверили, что я не такой уж безнадежный дурак.
Как-то в больницу приезжала культбригада с концертной программой, и я ре
шил воспользова-ться этим, чтобы хоть чем-то отблагодарить моих друзей. Я
сговорился с музыкантами и спел свои старые песни, с которыми когда-то вы
ступал в кабаре, конечно, на эстонском языке. Да и хорошо, что на эстонском,
Ц песни эти, они в общем вроде бульварных, но я других не знал. Не беда, они
поняли главное Ц я пел для них.

* * *

В колонии после возвращения из больницы меня ожидал очередной срыв моих
прекрасных планов. Я всегда знал, что милейшему Василию Ивановичу Ц «оп
еру» мое присутствие в зоне постоянно причиняло страшнейшие головные б
оли. Из-за меня он слопал все имеющиеся в санчасти запасы цитрамона. Несмо
тря на это, он все же ночами спать не мог, то и дело среди ночи проверял, не п
оложил ли я вместо себя кого-нибудь другого. И вот на основании рытых под
моим руководством подкопов и прошлых заслуг по бегу на неопределенную д
истанцию на лесной трассе меня отправили в БУР Ц барак усиленного режим
а.
В БУР забирают не только людей, заподозренных в стремлении сбежать, здес
ь коротают дни отказчики, промотчики, проигравшие все до нитки, все предс
тавители тунеядцев. Барак этот разбит на отдельные небольшие секции, по 20
-30 человек в каждой. Внутри секций длинные двухъярусные нары, окна с решет
ками, двери на замке. В секции постоянный галдеж, дым от махорки, вонь от па
раши, на верхних нарах занимаются черт знает чем, на нижних Ц разговоры о
еде… Здесь я превратился в зверя. Вот где уж действительно меня боялись, и
бо от природы я довольно силен, и если кто подворачивался не вовремя под к
улак Ц тому несдобровать. Меня обходили за метр. Долго терпеть это невоз
можно. Я понимал, что администрация колонии, тот же Василий Иванович не мо
гли знать, что, собственно, происходит в моей душе, собираюсь я исправлять
ся или нет, буду ли бежать, если меня выпустить, или нет; а находиться в БУРе
мне предстояло, как я понял, до исправления Ц долго, что и говорить. Кто же
мог знать, когда именно я исправлюсь? Я решил бежать из БУРа, чего бы это ни
стоило, пусть даже жизни.
Но куда? Бежать без оглядки, все равно куда? Опять скитаться без жилья, без
пристанища? Опять наблюдать жизнь со стороны, не принимая участия в ней? Н
ет, это не лучше. Или… Лесная хижина, охота, жизнь отшельника? Конечно, это л
учше, чем БУР. Но это маловерятно, к тому же я болен. Но куда же тогда бежать?
А если добраться до города Красновишерска, ближе к Уральскому хребту (чт
обы не попадаться погоне), и там сдаться? Что даст мне подобный маневр? Ого,
добавят срок и спрячут в тюрьму. Это точно. Ну что ж, там, в одиночке, я отдох
ну. Я решился. Но осуществить план этот до конца не смог. Он удался только н
аполовину.
Перед тем как уйти в побег Ц а бежал из карцера, Ц я вынес и спрятал в зоне
оцепления, в которой работали, дорогие мне фотографии и настоящие запис
ки. В столярной мастерской раздобыл стамеску, затем совершил умышленное
нарушение существующего режима и получил за это десять суток карцера. Ст
амеску, несмотря на тщательный обыск, удалось пронести. Одно было плохо
Ц забрали одежду и обувь. Почему мне вздумалось бежать именно из карцер
а? Потому что всегда меньше всего внимания обращают на тот объект, которы
й считается самым надежным, непроходимым, куда нормальный человек не сун
ется. И еще потому, что в карцере заключенные содержатся по одному и, следо
вательно, можно было не опасаться предательства.
Три дня долбил стену, изорвал в кровь руки, все трое суток не спал, потому ч
то днем работал, а ночью, когда работать нельзя было из-за тишины, караули
л, чтобы дежурный не заметил мои достижения. Все это время меня мучил жест
очайший понос. Когда же отверстие было готово, я обнаружил, что снаружи ег
о перекрывает толстый железный прут. Выломать его было невозможно. Образ
овались два отверстия, и оба были малы. Через одно я мог высунуть лишь голо
ву и руку, а через другое и этого нельзя было. Стоило надзирателю заглянут
ь в глазок, и он увидел бы сквозь стену звезды… Что же ждало бы тогда меня?

Попробовал вылезать то ногами, то головой вперед Ц бесполезно. Я был в от
чаянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76