«
Брось ты!» Кто-то другой: «Оставайся, что ты…» Это было сказано довольно в
иновато. И, скрывая непривычную неловкость, кто-то пробасил: «Ладно уж, чи
стота Ц залог здоровья, что мы… не понимаем». Я остался.

* * *

Был суд. За хорошее поведение в быту и труде суд освободил меня досрочно о
т дальнейшего тюремного заключения. Последние два дня в тюрьме открыли м
не неожиданно одно интересное явление: со мной приходили прощаться надз
иратели, поздравляли, приглашали после освобождения в Балашов, обещали п
омочь устроиться. Теперь еду в колонию, наверное, туда, откуда приехал. Поя
вились у меня друзья и враги Ц как всегда, когда не плывешь по течению, а ж
ивешь активно. Друзья не скрывают своего ко мне уважения, враги притаили
сь, дожидаются удобного момента, чтобы открыться. Друзья из молодых, в бол
ьшинстве люди, попавшие сюда впервые. Особенно подружился с одним совсем
молодым парнем из Шахуньи. Симпатичный, с мечтательными глазами парнишк
а. Следует из колонии малолеток в колонию взрослых. Очень смышленый, деся
ть классов образования. Он скоро освободится и, надо думать, никогда не по
падет сюда снова. Вокруг него, когда я вошел в камеру, так и увивались алли
гаторы уголовного мира, люди, почти никогда не жившие на воле, не имеющие н
икаких человеческих чувств. Я здорово помешал им.
Он показывал письма своих друзей, рассказывал о родителях. Все это не нра
вилось аллигаторам, и знаю, что приобрел много врагов. Только плевать мне
на эту сволочь. Постников верит мне во всем, и я постараюсь показать ему то
, что так трудно заметить в его возрасте. Ведь когда я был в его годах, разве
не были для меня самыми авторитетными людьми приблизительно такие, как С
ерый Волк теперь?

В безвоздушном пространстве.

Я не знаю тебя, я незнаком с тобой, но, может быть, ты где-то есть Ц бескорыс
тный, искренний друг. Хочется поговорить с кем-нибудь, но хотя вокруг мног
о людей Ц не с кем. Валяюсь вот уже четырнадцать суток в пересыльной тюрь
ме (пятой по счету). В камере 54 человека: дым, гомон, шум. Все говорят о чем-то, р
ассказывают друг другу что-то, смеются, ругаются, и им вроде весело. Но мне
не хочется ничего никому рассказывать и слушать тоже. Только не слушать
невозможно… До чего же нелепо! Все норовят излить мне горе свое…
«Будь мужественным в беде своей…»
Как их мало, мужественных в беде своей. С кем ни заговоришь, кто с тобой ни з
аговорит Ц все плачутся: как им тяжело, как они несчастны. И конечно, хотя
т, чтобы их ободрили. Какого черта они думали, когда делали то, за что их сюд
а загнали? А ведь все они тут не впервые, все вроде бывалые. Говоришь, ободр
яешь, но хочется послать к черту. И никто же не подумает, что и мне здесь не д
ом родной.
Вот вчера подрался… Они ко мне как к «иностранцу» Ц (как же Ц был за гран
ицей!) обращались с нелепыми вопросами о жизни за границей, причем, горько
вздыхая, изъявляли жгучее желание попасть туда. Там, по мнению этих возды
хателей, текут молочные реки с кисельными берегами. Они недовольны решит
ельно всем на своей родине. «За границей все лучше, дешевле, там лучше плат
ят за труд, да и труд там не такой, как здесь, там законы справедливы и прави
тельство лучше, и вещи там лучше, и даже женщины…»
Ведь их ничто не оправдает Ц мелких, пошлых, пустых. Они безуспешно пытаю
тся винить свою родину в своих неудачах, восхваляя заграницу, готовые пр
одать родину за хлеб с маслом! И разве это родину они так ненавидят? Нет. Эт
о они труд ненавидят. В Америке они тоже будут недовольны, и в Англии, и в Ит
алии тоже Ц везде, где придется жить, подчиняясь законам, и трудиться.
Один доказывал, что мы в общем скот и что общество, упрятав нас сюда, хотел
о заставить нас понять, что мы действительно скот. Этот, видно, самокритич
ен. Он говорил, что нас все же воспитывают и жизнь наша намного лучше, чем м
огла бы быть.
Я думаю, что он лишь в какой-то мере прав. Действительно, многие из нас Ц жи
вотные. Но при этом мы все же люди. Что же касается воспитания Ц нас воспи
тывают, каждого ровно настолько, насколько он в состоянии воспринять это
воспитание. Но колония, по-моему, это фильтр. Сильные морально и физическ
и или ловкие до подлости, те, кто имеет силы или умение победить все трудно
сти и выйти на волю, Ц их общество хоть и не встречает с музыкой, но приним
ает.
Но пока мы здесь барахтаемся в болотах, в лесах, съедаемые комарами, сообр
ажая, что мы и где мы, пока мы здесь отбываем в небытии год за годом, там, на в
оле, строится иная, человеческая жизнь… А мы от этой жизни настолько уже о
тстали, что вряд ли будем там ко двору.
Хороший друг, если ты где-то есть, поверь Ц мне тоже нелегко. Многое непон
ятно, а хочется узнать, проверить, понять. Я не вижу сейчас, но не потому, что
слепой, а потому, что завязаны глаза. Но я хочу видеть. Я должен видеть.


Тетрадь тринадцатая


Год 1963

Ц Бойся-а-а-а!
Ц Бойся-а-а-а!
Нет, не того, что тебя зарежут или изобьют Ц некому. Нужно бояться, чтобы н
е попал под дерево. Лесоповал…
Треск, грохот падающих деревьев. И опять кричат, что надо бояться, и опять
грохот, и так целый день. Только меня это не касается.
Ц Юзи! Ц вот это уже меня касается. Нажимаю на багор и резко подталкиваю
бревно вверх по накатам, еще усилие, еще рывок, и оно уже на прицепе.
Ц Юзи! Ц кричу я, и теперь уже мой напарник юзанет Ц у него комель, и опят
ь рывок, и опять бревно на прицепе.
Все. Машина нагружена, 19 кубов. Заревел мотор, машина отъехала, подъехала д
ругая и опять:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76