Игра продолжалась.Стадион болел за своих с такой неистовой яростью, будто понимал всю ошибочность судейского решения и сложность того положения, в котором оказались их любимцы. Решение судьи унизительно не только для игроков, но и для грамотных зрителей. Малейшая возможность не то чтобы забить, а послать шайбу в сторону советских ворот заставляла трибуны исходить глухим стоном. Будто все разом испытывали глубокую, нестерпимую боль. И тогда низкое «уу-уу-уу» повисало над залом. Истерическим криком, свистом трибуны пытались спугнуть нависшее над своей командой проклятье.«А ведь это тоже проявление неуверенности. Только зрительской… Примечательная черта. Надо бы в перерыве обратить на нее внимание парней!» – подумал Рябов, но вспомнил, что сделать это может лишь Улыбин.Насупился. Принялся напряженно следить за игрой. Если в первом периоде первого матча счет бросков, говоривший ему больше, чем зрителям, показывал, что канадцы девять раз бросали по воротам соперника и трижды добились успеха, а наши – пять раз и только одна шайба влетела в ворота, то после конфликта с судейством давление советской сборной возросло.В первых двух играх ему бросилось в глаза, что звезды держали клюшки в руках чуть крепче, чем наши. Реже теряли их в схватках. Чаще проталкивали шайбу туда, куда хотели, когда клюшки скрещивались, как мечи.«Неужели у них сила рук накачана больше, чем у нас?» – подумал Рябов тогда. Но сейчас клюшки буквально валились из рук канадцев. Они проигрывали почти каждое единоборство, не говоря уже о том, что начинали сдавать в скорости.Пошли недозволенные приемы. Канадский нападающий ехал на Глотове верхом за воротами до самого борта. Без всякой надежды добраться до шайбы. Лишь бы не дать нашему игроку развернуться посвободнее. И он добился своего. Глотов, словно не веря, что так примитивно может играть против него великий хоккеист, с удивлением и, надо сказать, совершенно не вовремя обернулся. На какое-то мгновение потерял контроль над шайбой. Испугавшись, дернулся из-под канадца. Ему это удалось. Но он упустил шайбу за ворота. Сам же ткнулся в канадца. Доли секунды не хватило, чтобы выполнить осмысленный пас. Когда он из очень тяжелого положения отдавал шайбу, в ту единственную точку уже выехал канадец. Он легко перехватил пас и откинул шайбу назад, глотовскому наезднику, который, сделав свое дело, уже ждал на «пятачке». А Глотов все выскребал от борта… Щелчок был простым до прозрачности, обидным до боли и столь же неотразимым. И все же Макар среагировал. У него не оставалось времени на игру рукой. Невероятным мышечным усилием толкнул клюшку назад и вверх. И бесчувственный, неуклюжий кусок доски, такой ничтожно узкий по сравнению с необъятной пастью ворот, оказался на пути шайбы. Ударившись о клюшку, она рикошетом ушла выше штанги, слегка зацепив ее. Ушла со льда куда-то далеко, во мрак торцевой трибуны.Как не походила эта встреча на предыдущие! Если раньше канадцы выигрывали почти все вбрасывания, то теперь… Рябов во время первых двух матчей удивлялся и негодовал: «Неужели все за счет той же силы рук? Нет, просто силы характера. Как вяло наши борются при вбрасывании! Зачем? Чтобы потом с кровью вырывать шайбу назад? Глупо! Проигрыш начинается со вбрасывания!»Сейчас канадцы словно играли в поддавки. Они были сметены напором и отдавали шайбу каждый раз, как только не удавалось прижать ее к борту.Некоторое время шла занудная игра, У обоих не получалось толком ничего: у канадцев – обороны, у наших– завершения атаки. Рябов называл такие моменты «качанием маятника». Схватки злые, молниеносные возникали то у одних, то у других ворот и также по всему полю. Но редко получались три точных паса подряд. Или теряли шайбу, или в азарте проносились мимо. Но каждая отскочившая шайба рождала новую схватку, и так, казалось, не будет конца. Почти не ощущалась скорость. А она, и только она была всему виной! Обе команды играли на предельных скоростях. И кто-то из двух должен был не выдержать. Каждый сознавал: кому удастся «перекачать маятник», тот и сделает игру. Но Рябов уже в этом качании видел, насколько богаче у нас запас прочности. Да еще этот психологический гандикап с Макаром.Глядя, как Рябов переживает, Галина, чтобы не расстраиваться, вышла. Она понимала, что не сможет заставить Рябова выключиться из игры. А тот в трудные минуты лишь натягивал плед почти до носа, потом сбрасывал к ногам, но не вставал. Все силы уходили на переживания. Даже если бы захотел, то вряд ли Борис Александрович смог сейчас встать. Спина изошла испариной. Руки мелко подрагивали. И когда совершенно закономерно посыпались в канадские ворота шайба за шайбой, он только кивал своим горбатым носом, словно молотком аукционера утверждая совершение сделки.Счет стал 5:0. Полнейший разгром. Не только в счете, но и по тому, что делалось. На льду царила лишь одна команда, а все звезды профессионального спорта мерцали тусклыми любительскими огоньками. Рябов вновь по-тренерски начал всматриваться в игру. Заметил, что здорово прибавил за год Терехов. Он теперь держал клюшку двумя руками, почти сдвинул кисти, будто одной большой сдвоенной перчаткой. Та сила, с которой он орудовал, заставляла думать, будто конец клюшки зажат в тисках. Полметра, которые выигрывал на такой хватке, помогали убирать шайбу далеко от соперника, и надо было не один зуб сломать, прежде чем до нее добраться, а уж потом мечтать, чтобы отобрать. Мелочь, но какая!Хорош и правый защитник Васин. Он был из тех жестких парней, которые играют практически без шайбы. Даже говорил: «Зачем она?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105