Если не знать его поближе, то вполне можно было подумать, что единственно возможное егоровское хобби – убийства.
– Алеша Егоров в свободное время лобзиком выпиливает высокохудожественные наличники! – объявил я.
Витя широко раскрыл глаза. Только сделав над собой усилие, можно было вообразить Прощай Молодость с лобзиком в руках склонившегося над рукоделием.
– Наличники? – переспросил Витя изумленно. – Это вот которые на окна для красоты прибивают, да?
Мне стало как-то даже немного обидно за Леху: с какой собственно стати такое упорное неверие в его добродетельные таланты?
– Да-да! – энергично закивал головой я. – По собственным эскизам. Мало того, он раздает их практически бесплатно всем желающим. Лично мне он смастерил почти двадцать наличников. И каких! Не наличники – чистый мед и подлинные произведения искусства, поверьте! Чистота обработки просто восхищает. Он их сначала шкуркой-нулевкой по три часа трет, потом лаком покрывает в пять слоев… Блестят как у кота яйца!
В этом месте по ярости монолога и силе убеждения я вплотную приблизился к воскресным телевизионным проповедникам.
Витя был поражен:
– Ну надо же! И что, совсем бесплатно?
– Еле уговорил его взять две бутылки водки, можно сказать почти насильно вручил. Деньги предлагал, так он потом три дня со мной не разговаривал.
– Ах, какой молодец! – Виктор Карлович, кажется, был близок к тому, чтобы прослезиться.
– Милейший человек! – поддакнул я..
Какое-то время пришлось подождать, пока не унялся восторг витиной души. Тут я запустил вторую утку. Именно, причем, утку.
– Или возьмем Илюшу Кропачева… На вид наркоман, гопник раменский, а в действительности он просто одержим орнитологией.
Илюша был прекрасный парень, но временами несколько… Как-бы это получше выразиться… Заторможенный, что ли. Не в смысле «тормоз», тупой человек, а в смысле не вполне адекватный происходящему. То есть происходящее как бы само по себе, а Илюша отдельно.
Однажды Иван Иваныч пожаловался на него Сергею Львовичу: «Серёнька, прикинь! Прихожу я к Кропачеву на „шестую“ зону, а он стоит это… как пенек. И меня не видит!». Знаете, не увидеть Ваню, когда он сам того желает – невозможно. И если такое имело место быть, то уж и не знаю, что тут сказать.
Причины этих илюшиных странностей имели разные толкования, но я не врач-нарколог при детской комнате милиции, чтоб их здесь приводить в качестве диагноза. В общем, для краткости, Илюша был мальчуган со своими тараканчиками.
Итак, Илюха-Кропачюха, следующий номер программы.
– Это какой еще орнитологией? – не понял Виктор Карлович.
– Прикладной. Наш Илюша разводит уток, представляете?
– Да брось ты, Фил! – впервые усомнился Витя. – У него на обед-то не всегда есть что покушать, а ты говоришь утки!
Я замахал руками:
– Он уток разводит как раз не с меркантильными целями.
– А с какими тогда? – инженер был совершенно сбит с толку.
Вот и пришла пора для главной новости дня.
– Илюха – селекционер. Его заветная мечта – вывести новую декоративную породу уток и назвать ее «Виолетта». В честь девушки, которую любил.
Услышв это, Виктор Карлович чуть не упал с лестницы. Так, отлично. Дядя уже теплый, вполне приготовлен и готов к употреблению. Гоп-гоп, рысью марш-марш! Штыки примкнуть, пленных не брать! Пленных на хер в винегрет, в котлетный фарш!
Доверительно приобняв Витю за плечи, я сообщил ему (не без затаенной гордости в голосе) следующее:
– А я ведь, признаться, сыграл определенную роль в судьбе этого юноши, Виктор Карлович.
– Да? – разомлевший Витя был весь внимание.
Мне пришлось прокашляться, чтобы быстро прикинуть как далеко я могу зайти. Пожалуй, достаточно далеко.
– Мой двоюродный дядя, завкафедрой утководства Ветеринарной академии крайне заинтересовался илюшиной селекционной работой. С моих, естественно, слов. Я организовал их личную встречу, в результате которой Илюша был зачислен сразу на второй курс без каких-либо вступительных экзаменов. Дядя сказал, что Илюха – самый настоящий самородок, Ломоносов наших дней. И что он, дядя давно не встречал человека настолько тонко понимающего утку.
У Вити не осталось уже никаких слов для восхищения. Он нечленораздельно светился изнутри. Сил у инженера хватало только на то, чтобы разводить руками и растерянно приговаривать: «Не может быть! Не может быть…».
Я решил, что на сегодня хватит с него чудесных открытий.
Под вечер я имел непродолжительную беседу с Лехой Егоровым. Прощай Молодость находился в необычном для себя состоянии возбуждения.
– Что такое, Леха? Кто тебя обидел? – дружески осведомился я.
Дед Прощай прямо пыхтел и булькал:
– Да представляешь, Фил, подваливает ко мне на пятую этот… – Леха взял паузу, подыскивая подходящее слово, – …этот поц Курочкин и просит, бля, выпилить какие-то херовы наличники!
Я живо представил себе злого, третий час не менявшегося на «покурить» Прощая, хмуро топчущегося на зоне, и хитроумного Виктора Карловича, вознамерившегося на халявку украсить свою недвижимость изящной вязью. Ай, жирняво!
– Наличники?! – притворно удивился я. – Хуясе! Ну а ты чего?
Леха, воспроизводя сцену своей беседы с Витей, негромко, но очень внушительно проговорил:
– Я щас тебе, блин, всю жопу наличниками заколочу, мудило!
При этих словах он скорчил совершенно зверскую рожу.
– Молодец, Леха! – похвалил его я. – Это ты правильно сказал.
Илюху я сам вызвал на откровенный разговор. Ему надо было вкратце напомнить о сути вопроса, так как в вереницах зеленых собак, плывущих по оранжевому небу он мог просто не обратить внимания на Виктора Карловича, или отнестись к нему как к прихотливой галлюцинации, как к сумбуру случайных мутных пятен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124