Диму, впрочем, в предстоящей экспедиции особенно привлекало следующее обстоятельство. Оказалось, что верные друзья нашли ему некую женщину, согласившуюся разделить с ним тяготы ночевок в подмосковных сугробах. Что уж это была за женщина такая и где ей подобных разыскивают – ума не приложу! Даже мысленно я был не в состоянии представить себе это существо. Нет, правда… Я пытался, я предпринимал попытку за попыткой, но всякий раз воображение мое было вынужденно расписываться в собственном бессилии. Виделось мне по преимуществу что-то неясное, бесформенное, но неизменно страшное.
Известие о намечающихся бивуачных утехах сотрудника Слюсаренко взбудоражило коллектив. Это была вполне себе полноценная информационная бомба в масштабах «Куранта»! Та часть смены, которая находилась в более-менее здравом уме и твердой памяти погрузилась в жаркие дебаты по этому поводу.
Одни, холодные бишь пессимисты, находились в полной уверенности, что Ящур опять что-то наплел, или в крайнем случае это у него было такое красочное видение после употребления стеклоочистителя. Мол, женская душа она, конечно, загадка и потемки, но не до такой же степени, чтобы ночью лезть в палатку к Слюсаренке! Они (холодные пессимисты) при всем к нему уважении отказываются признавать сие правдоподобным.
Да и вообще, говорят, хорошо бы Ящурку на всякий случай стерилизовать, чтобы исключить в будущем подобные ему курьезы мироздания. А то еще натворит дел своей бойкой пипиской! Лучше, говорят, никакого прироста населения, чем такой прирост. Тут холодные пессимисты, справедливости ради, немного перегибали.
Здоровые же оптимисты, напротив, требовали, скрипя сердцем, признать в Ящуре такого же человека, как и любой из нас. А коли так, то и пресловутая женщина теоретически (теоретически!) вполне может существовать – утверждали они.
Полемические страсти накалялись. Дело дошло до того, что целая делегация сотрудников приперлась к Диме на пост с суровым требованием предъявить в натуре объект дискуссии. То есть ту самую прекрасную незнакомку.
Слюсаренко попытался было юлить и отпираться, и превратить все в шутку. Тогда ему пригрозили вторым (и вероятно уже последним) в его карьере лобовым столкновением с грузовым автомобилем КАМАЗ, если только очная ставка не состоится в самое ближайшее время. Тут он скис и поник живописной мордой. Ящерица честно признался, что пока не имел чести быть представленным своей суженой. Фракция холодных пессимистов набрала на этом факте некоторое количество вистов, но дело не прояснилось окончательно.
Я же, оставаясь над схваткой, всячески подбадривал Слюсаренку и желал ему сверкающих успехов. Не вести, однако, двойной игры я (в силу некоторых черт характера) не мог. Не по злобе, прошу заметить, а так… Скорее, от нечего делать.
Игра была тактически проста, но психологически безупречна. График работы смены роковым образом совпал со сроками похода, в который так рвался наш Мальбрук. Получался, стало быть, следующий бином Ньютона: или Дима добивается у руководства отгула, или забывает навсегда о сладкой мечте побороться на лесной полянке в партере с чем-то живым и теплым.
Вообще говоря, отгул был абсолютно реальным делом. Тем более, что самая последняя собака в Третьяковке уже знала какой пикантный подтекст у этого туристического предприятия. Уж как-нибудь вошли бы в положение, отнеслись бы с пониманием! Но Ящур все равно волновался и лохматил бабушку.
Вот я возьми да и нашепчи ему, мол, руководство смены задумало злокозненное…
Мол, Е. Е. Барханов лично соизволил выразиться по столь волновавшему Диму вопросу следующим образом: «Х…й вашему Слюсаренко и морской якорь поперек жопы впридачу, а не отгул!». И, мол, все старшие сотрудники подобострастно рукоплескали этим словам. И особенно, говорю, Олег Баранкин!
Ящур был прямо-таки поражен таким известием. Рот его раскрылся в немом отчаянии, а перекошенное жизненными перипетиями лицо стало еще более перекошенным. При мысли, что вожделенный поход (его розовая мечта!) может сорваться Слюсаренке стало плохо и он позеленел.
Полностью удовлетворенный достигнутыми результатами, я оставил Ящура под наблюдением Валерьяна Кротова, а сам по долгу службы углубился в недра Административного корпуса. Не было никакого сомнения в том, что, будучи по природе своей живым и веселым человеком, Валерьян не применет добавить пару-тройку слов лично от себя. Уж он-то в самых ярких красках распишет Ящуру всю безвыходность и отчаянность положения, в котором тот оказался. Редко ошибаясь в людях, я не ошибся и на этот раз. Слюсаренко был доведен младшим из двух братьев Кротовых до белого каления, до натуральной истерики.
В обед Валерьян донес, что Ящур битый час топтал «пятую» зону в состоянии крайнего эмоционального возбуждения. Он, пугая редких посетителей, энергично размахивал руками и бормотал себе под нос нечто воинственное. Если отбросить все лишнее, то Слюсаренко яростно вопрошал судьбу: «Тварь я дрожащая, или право имею?!»
Накрутив себя, таким образом, до кондиции полного озверения, он помчался в дежурку и призвал ничего не подозревающего Е. Е. Барханова к ответу. К сожалению, я не ощущаю в себе достаточно таланта, чтобы передать все нюансы этого знаменитого разговора. На то есть объективные причины.
Речь Ящура являла собой причудливую смесь междометий, односложных гортанных звуков, выражений-паразитов, и матерных словоконструкций. Перенести ее на бумагу без существенных искажений и рефлекторного облагораживания совершенно невозможно. Плюс ко всему достопамятный КАМАЗ ощутимо попортил Диме прикус, что крайне пагубно сказалось на дикции и членораздельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124