Вернулся он похожим на чучело. Взгляд блуждал, усы топорщились в беспорядке, пояс пальто волочился по ступеням лестницы как хвост за мокрым павианом, драповое альпийское кепи было нахлобучено глубоко на уши козырьком назад. Постояв некоторое время с отрешенным видом, он вдруг с визгливой яростью возопил:
– Фил!!! Какой счет?! – и крепко сжал кулаки.
Вот это спартач, это я понимаю! Кинг Конг жив!
Что же до непосредственно футбола, то судьба не благоволила нам в тот вечер. Некто Анатолий Канищев, человек, попавший в «Спартак» по какому-то недоразумению, за три минуты до конца матча при счете 0:0 весьма некстати решил стать национальным героем. Отпихнув в жесткой, мужской борьбе от мяча своего одноклубника Егора Титова, Костик что есть силы захуярил снаряд с пяти метров в верхний ярус трибун. Даже Вася Баранов оценил этот его поступок, и, пробежав полполя (чего, вообще говоря, делать не любил), лично высказал спортсмену Канищеву свое восхищение.
Между прочим, Валерьян Кротов, младший брат бывшего надзирателя, не в первый раз был представлен общественности как источник всяких сомнительных новостей и жареных сенсаций. Вот, например, такой случай был.
Как-то беседуем мы с Кулагиным в туалете на отвлеченные темы. Повторяю для тех кто забыл: беседуем, разумеется, не сидя на толчках и сосредоточенно растирая в руках газетные обрывки, а в умывальной комнате – неофициальном клубе сотрудников «Куранта».
Вдруг входит Валерьян и, не снявши шапки, сплеча рубит правду-мать:
– Я сейчас в туалете на «ноль-шестом» та-а-акое видел!
Мы пару минут вслух пофантазировали на тему того, что же именно мог видеть наш добрый товарищ в туалете:
Пипиську ЕЕ? – Нет.
Собственную пипиську? – Нет. То есть, да… не без этого. Но это было не главное!
Неужели президента Ельцина? – Нет.
Тогда президента Клинтона? – Снова нет.
А-а-а! Президента Клинтона и Монику Левински? – Мимо.
Может, президента Клинтона и президента Ельцина?
Какого же тогда президента?
Никакого?!
Когда и последний вариант (целующиеся Олег Баранкин и Михаил Борисович Лазаревский, причем на Олеге одета испанская мантилья, а за ушко заткнута алая роза) был отвергнут, Валерьян рассказал следующую волнующую историю.
– Стою я это… – он задумался на мгновение, – пысаю в общем.
– Очень интересно! – подбодрил его Кулагин. – Не останавливайся.
Валерьян с воодушевлением продолжал:
– Ну и вот, стряхнул уже, значит… Застегнулся, значит… И вдруг… Что такое?!
– Прищемил! – в притворном ужасе воскликнул я. – Ах ти, бедьненький!
– Да нет!
– А что же?
Валерьян был возбужден:
– А то! Тень-то еще дрыгается! А потом как захлюпает!
– Захлюпает… – эхом повторил я за ним.
– В соседней кабинке, – уточнил Валерьян, по обыкновению своему многозначительно подняв палец.
Я ничего не понимал. «Пысаю», «застегнулся», «хлюпает», да еще «в соседней кабинке». Много непонятного! Тогда старина, как человек более искушенный в житейских коллизиях пояснил мне, в чем сокрыт смысл истории:
– Валерьян был косвенным свидетелем того, как некто онанировал в общественном туалете на «ноль-шестом». Причем, заметь, успешно. Валерьян определил это по следующим признакам: двигающейся тени и характерному звуку эякуляции.
– Эя… чего?
– Семяизвержения.
– Ч-ч-черт! – сказал я.
Это была настоящая бомба! Уже в следующую секунду мы с Кулагиным переглянулись и одновременно закричали:
– Гена Горбунов!
Давно уже муссировались всякие вариации на тему «Гена и туалет на „ноль-шестом“. То Гена там кого-то, то кто-то там Гену. То, мол, Гена страстным сатиром затаскивает туда секретаршу Машеньку из Административного, то уже самого Гену не менее страстным сатиром туда затаскивает Иван Иваныч. В общем, обычный бред. Кулагин даже сочинил стишок на злобу дня. Со свойственными ему косноязычием и бесталанностью, он сообщал в своем четверостишье:
Если у вас появились проблемы,
И с сексом вышел облом,
То вас нежно примет и обогреет
Гена на «ноль-шестом».
Валерьян испуганно замахал руками:
– Нет-нет! Это не Гена! Я даже зашел специально проверил, он на месте был.
Мы поспешили развеять его сомнения:
– Конечно же, Гена. Ты сам нам об этом только что сказал.
– Я ничего такого не говорил! – в отчаянье закричал Валерьян, уже понимая, что теперь будет.
– Ну, прощай! – сказал я, хлопнув его по плечу. – У нас появились неотложные дела.
– Да, мы хотим всем рассказать, какие у нас в коллективе бывают извращенцы! – подхватил Кулагин.
– Ну-ну… – добродушно пожурил его я. – Это вовсе не извращение, а так, небольшая слабость. Будем снисходительны к Геннадию. В сущности, он еще подросток.
– Все так, все так. Но коллектив имеет право знать правду, – веско произнес Кулагин.
– Да, – лицемерно вздохнул я, – коллектив это святое.
Валерьян схватился за голову:
– Я ничего вам не говорил… – слабым голосом повторял он снова и снова.
Но мы были уже далеко. Кулагин побежал к Прощай молодости, я же поспешил к Горобцу. Надо было рассказать про Гену всего двоим, причем редко друг с другом пересекающимся сотрудникам. Лавры сплетников нам были ни к чему, а вода дырочку найдет.
Текст заявления для прессы был такой: «Валерьян застукал Гену на „ноль-шестом“. Гена теребил пипиську. Это в рабочее-то время!».
Все. Дальше известие распространилось со скоростью лесного пожара… Уже в обед, то есть всего через час дежурка напоминала еврейскую свадьбу. Все говорили одновременно, почти все про Гену, и только Владик Ходунков, по обыкновению своему не разобравшись в смысле происходящего, заныл про дорогие билеты на электричку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124