И внешне они выглядели шикарно.
Модные пальто «реглан», серые кепи, ботинки на каучуке значительно прибавили нашей юношеской почтительности к вернувшимся «иностранцам». Малоразговорчивый, тихий Петр Ефимович Исаков стал неузнаваем. Я привык его видеть в неказистом одеянии еще дореволюционного происхождения. Несуразно большая папаха из длинношерстной белой овцы, черная, поседевшая от времени железнодорожная шинель со слепыми медными пуговицами, стоптанные австрийские ботинки делали его небольшую фигуру какой-то приниженной: чеховский бедный чиновник.
И вдруг Петр Ефимович, «как денди лондонский одет», появляется в клубе, чтобы поделиться своими впечатлениями. Никто так тонко не ценил футбол, как «профессор».
– Самый главный вывод – в технике мы им не уступаем, ведь футбол – суть техника, остальное производное, – развивал он основной тезис. – Физическая подготовка – дело наживное; тактика лимитируется техникой. А порох у нас всегда сухой!
Собрание проходило в деревянной избушке на Краснопресненском стадионе, только что построенном нашими руками. В бревенчатом маленьком зале с деревянными скамьями докладчик в отутюженном синем бостоновом костюме, в белоснежной рубашке выглядел в высшей степени респектабельно. Из «Петринского», как его дружелюбно называли почитатели, центрфорвард сказочно быстро превратился в Петра Ефимовича. Футбол на глазах повышался в цене. Дистанция, отделявшая меня от «Петринского», удлинилась. Я хоть и принарядился для торжественного случая – отгладил «толстовку» и клеш, предварительно подрезав болтавшиеся сзади бахромки, начистил разведенным зубным порошком парусиновые туфли, – но зарубежного уровня ни в какой мере не достиг. Однако зуд любознательности не давал мне покоя, и я, поборов застенчивость, спотыкаясь на каждом слове, провякал с последней скамейки:
– Петр Ефимович, что важнее, обводка или пас?
Я чувствовал, как меня прошиб пот от волнения, жаром вспыхнуло лицо под вопросительными взглядами старших, обернувшихся назад, – не рановато ли, мол, голос подаешь.
Но я знал, для Исакова ранг никогда значения не имел: был бы существенным вопрос. Последовал по-исаковски лаконичный исчерпывающий ответ: «Важнее то, что нужнее в данный момент».
По дороге со стадиона Петр Ефимович развивал свой ответ. Я на ходу постигал, что футбол, как жизнь, развивается в противоречиях и в противоборстве сторон. «В несовместимости интересов соревнующихся на поле команд», – уточнял «профессор», поглядывая на мой клеш, изрядно испачканный зубным порошком.
Тогда я рассказал ему историю из нашего школьного футбола, чтобы раскрыть смысл моего вопроса.
На Поляковке, так назывался пустырь в районе Большой Бронной улицы, была «дикая» команда, с которой мы, команда 18-й девятилетней школы, соревновались на таком же пустыре, только большей площади, в районе 5-й Тверской-Ямской улицы. Но нашим непримиримым противником была команда 2-го реального училища. С ней у нас шла непрекращающаяся многолетняя футбольная борьба – «как у Оксфорда с Кембриджем» по гребле.
На левом краю нашей команды играл учитель истории Валентин Николаевич Покровский. Удивительно чистой души человек, Валентин Николаевич очень любил спорт и в футбол играл с увлечением школьника, не считаясь с тем, что был близорук и носил пенсне. Наш левый край не блистал техническими игровыми качествами, был грузноват, его толстые бесформенные ноги мало годились для финтов, и поэтому он восполнял этот футбольный изъян страстностью напора по прямой.
На матч он приходил часто с двумя дочками-близнецами 4-5 лет. Однажды девочки, увлекшись «догонялочками», выбежали на поле как раз в тот момент, когда их отец осуществлял прорыв по флангу в неукротимом желании забить решающий гол. В пылу футбольного азарта, мчась по краю поля, он чуть не затоптал своих детей. К счастью, защитник противника успел сшибить с ног неистового форварда, и он растянулся на земле рядом с перепуганными детьми.
На очередную «решающую» встречу со 2-м реальным училищем мы решили усилить техническую мощь команды и пригласили Сарку. Герой Поляковки носил эту кличку от сокращенного имени Серафим. Все мы завидовали Сарке: его поразительному умению водить мяч. Набор финтов у него был самый разнообразный. Обвести одного, двух, трех, четырех противников для него не составляло труда.
Курносый Сарка, представлявшийся нам непревзойденным дриблером, явился на Сущевскую площадку, как обещал, без опоздания. «Держись, реалисты», – втайне ликовали мы, приготовив противнику такой сюрприз, когда лидер Поляковки натягивал заменявшие гетры материнские чулки на свои иксообразные ноги.
В ходе игры нам стала надоедать роль статистов. Львиную долю времени с мячом орудовал Сарка. Он прямо-таки упивался своими «слаломами», ложными замахами, обманными движениями корпуса, оставляя за собой очередного противника. Все чаще и чаще мы стали кричать ему: «Сарка, пасуй!» Но куда там! Пас ему и во сне не снился, он терял мяч в безнадежной попытке добраться до ворот, обводил очередного противника, а ранее обведенные успевали опять стать на его пути. Дальше – больше. Саркин эгоизм стал вызывать возмущение. А как же иначе назовешь такое самоупоение. Наш капитан, Шурка Калик, злился, надорвавши голос, он взывал к Сарке: «Пасуй». И вот произошло необычайное как раз в тот момент, когда приглашенный гастролер добился своего и выходил один на один с вратарем. Гол был неминуем. Но длинноногий Шурка, словно в него вселился дух Алойши, кинулся к воротам противника, настиг Сарку, сшиб его на землю и выбил мяч за пределы поля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84