Шесть суток я продвигался к низовьям Енисея, минуя Енисейск, Верхне-Имбатское, Подкаменную Тунгуску, Туруханск, Курейку, Подтесово, Игарку – главные остановки навигационного пути по Енисею. Насколько это все безмасштабно воспринимается при взгляде на географическую карту в домашнем уюте, сидя в удобном кресле в ожидании начала очередного телеспектакля на голубом экране, настолько поразительно величественно – и водный простор быстротечного Енисея, и бескрайность его скалистых, таежных, то ровных в линейку, то в излучинах, берегов, – когда все это познаешь, как говорят на телестудиях, «живьем».
А вот обнажилась во всей своей извечной битве за жизнь таежная охота меньшого брата – зверья – друг за другом.
На бешеном скаку к крутому берегу из лесу вымахал сохатый: крупный, палевого оттенка по окраске таежный красавец. А в бок ему вцепилась большая таежная кошка. Только когда лось, распластавшись в воздухе, кинулся в воду, рысь в последнее мгновение предпочла сушу, отвалилась от жертвы у самой кромки берега. Вода вокруг животного покраснела.
А пароход все плыл и плыл. И когда уже стало казаться, что путешествию не будет конца, мы добрались до Дудинки. И через несколько дней я в тряском, грохочущем, как веялка, узкоколейном вагоне прибыл в Норильск, расположенный от Дудинки в девяноста километрах.
По времени вторая половина ноября – для полярной ночи самая пора, морозам тоже наступили сроки, а про пургу и говорить нечего: ей всегда зеленая улица.
Но что за диво? Я чуть было не разочаровался. На дворе никакой полярной ночи нет. Есть московские сумерки. Во всяком случае, силуэты зданий, людей просматриваются на значительное расстояние именно как в сумерки. Да и мороз на уровне среднего московского: восемь-десять градусов. А ветра и в помине нет. Будь в Норильске деревья – ветка не шелохнулась бы. О, обман неопытной души!
В горячем желании оправдать приказ, подписанный начальником комбината, генералом Панюковым Александром Алексеевичем, любившим спорт и ценившим физическую культуру, в условиях Заполярья в особенности, об организации в Норильске местного совета общества «Динамо» и назначении меня начальником оборонно-спортивного отдела, я «засучил рукава» телогрейки, обычного наряда многих норильчан в хорошую погоду, и приступил к исполнению обязанностей. Футбол и хоккей вновь вернулись на свои рубежи, разумеется, на уровне дальнего севера.
Со мной в паре, в ногу и в том же рабочем ритме, шагал Павел Павлович Тикстон. Старинный друг, еще со времен зарождения футбола на Красной Пресне, мой одноклубник и соратник по игре в одной и той же команде.
Первое дело – заливка катка. Практических знаний у нас мало, но упорства хватит на целую бригаду. А так как никакой бригады нет, все заняты на производстве: фронт не ждет, ему нужен не каток, а металл, то мы с Тикстоном вдвоем на футбольном поле стоим с пожарными шлангами и извергаем из брандспойтов неизмеримое количество кубометров воды. Нам надо растопить выпавший на полметра снег и создать вместо этого затвердевшего снежного покрова ледяное зеркало на всем пространстве футбольного поля. Задача усложнялась тем, что перепад наклона грунта поля, от ворот до ворот, составлял полтора метра. Когда капитаны выбирали сторону при начале игры, то так и говорили судье: «мы в гору» или «с горы». Теплая относительно снега вода буравила в нем проемы и неудержимо устремлялась вниз, пока не замерзала на морозе в причудливой форме. Дело казалось безнадежным. Но я уже сказал о нашем упорстве – его хватило, чтобы одержать победу. Нам удалось растопить снег, относительно выровнять площадку и создать ледовую поверхность, вполне пригодную для катания на коньках.
Для этого нам с Павлом понадобилось трое суток беспрерывной поливки, с небольшой посменной передышкой, когда один из нас шел в барак оттаять и немного отдохнуть.
Павел остался налаживать освещение, а я отправился в тундру. Считанные часы оставались до назначенного открытия зимнего спортивного праздника.
Я не послушал разумных советов надеть сверх телогрейки бушлат, даже не опустил у шапки наушники. Молодецки заломив меховую ушанку набекрень, я прыгнул в розвальни. Мой напарник, Володя, молодой паренек, тоже из москвичей, приехавший в Норильск по комсомольскому набору, шлепнул вожжами по крупу лошади, и мы отправились на Валек. Норильчане знают эту местность, расположенную на ближнем берегу Норилки, где произрастает хвойно-лиственный лесок.
Мы закончили порубку чахленьких елочек, карманных размеров, нагрузили полные сани и стали выбираться на открытую дорогу, ведущую через тундру к дому.
Вдруг задул ветер, нараставший в силе с каждой секундой. Не прошло двух минут, как я, приостановившись, чтобы развязать тесемки, как назло, завязанные узлом, наушников – не догадался, осел, завязать бантиком, – мысленно обругал я себя, испуганно закричал:
– Володя! – Испуг был вызван неистовой силы порывом обжигающего ветра, гнавшим со скоростью тридцати метров в секунду снежную мгу, почти до нуля ограничивавшую видимость.
– Володя!!! – истошно заголосил я вновь. С заползающим в душу страхом я подумал, что назревает катастрофическое положение. Холод уже проник через ватную телогрейку. Опаленное лицо и застуженные во время возни с шапкой руки я укрыл, повернувшись спиной по направлению неистовствовавшей пурги.
– Володя!!! – отчаянно прокричал я в третий раз, понимая, что попытка отыскать его безнадежна и что стоять на месте бездеятельно – погибнуть.
Я развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел навстречу пурге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84