Первые три бара были закрыты.Четвертый принимал предпочтительно мужчин, которые любят мужчин.В пятом гоготала толпа подростков и по мозгам дол били звуки рэпа.В шестом несколько человек молча играли в белот. Он купил пачку сигарет, в выдвижном ящике кассы лежал револьвер.При входе в седьмой Мерье ощутил легкую усталость. Он заказал двойной эспрессо, но ему ответили, что для горячего сейчас слишком поздно: почему бы ему не взять молочно-лимонный коктейль?Он предпочел водку без льда, которую принялся медленно потягивать, усевшись между двух дам, обутых в туфли из змеиной кожи, к тому же украшений на них было больше, чем на гаремных одалисках. Вопил Энрике Иглесиас: вокруг них, прижавши к уху с бриллиантом трубку high-tech, циркулировал какой-то юный субъект, с ног до головы в фирменных шмотках.Пытаясь облегчить свой жребий, Мерье исполнил речитативом всего Лео Ферре; затем, на второй порции водки, взялся за Брехта с его «Трехгрошовой оперой»; на третьей безнадежно исковеркал «Salve Regina» Перголези, а на четвертой его выставили за дверь: он принуждал к рандеву соседку — блондинку с торчащими на три сантиметра черными корнями волос в ковбойской юбке с бахромой.
Жан-Жан смотрел на свою жену, которая понуро сновала между ним и телевизором. В ее светло-каштановых волосах уже виднелась седина. Он провел рукой по своей шевелюре — покамест безупречно черной. Вот в чем проблема: он стареет не так быстро, как она, и до сих пор испытывает потребности здорового мужика. К чему все эти бесплодные попытки поддерживать себя в форме — салон красоты, массажисты и все такое? К чему спускать сумасшедшие деньги — его, между прочим, — на всякое новомодное барахло? Единственное, что ей остается, — это пенять на свои сорок четыре года. Ладно. Крути не крути, а это его жена, мать его дочурок, и как таковая она, безусловно, вправе рассчитывать на кой-какие жертвы с его стороны. Он вздохнул и коснулся ее ягодиц. «Перестань, я занята», — обдал его ледяной голос. Нет уж, тут лучше пойти пивка из холодильника выпить.
Костелло любовно начищал свой серебряный браслет — подарок покойного отца на его двенадцатилетие.Закончив, он вернул реликвию в синий бархатный футлярчик, поцеловал резную рамку на фотографии своей тетушки — вырастившей его набожной женщины — и, даже не вспомнив о нераскрытых убийствах, юркнул в застеленную по-военному койку вместе с новенькой и весьма аппетитной логической задачкой.
Позвякивая острыми ногтями о серебристые шляпки кнопок, утыкавших его руки, человек с сияющими глазами медленно приближался к Иисусу. Вдруг он остановился. Клошар вскочил, позабыв про свой тамтам.— Кто здесь? — пьяно прогнусавил Иисус, уставившись в черную улицу.Тишина. Человек с сияющими глазами никогда никому не отвечал. Поглаживая длинный рыбацкий нож в кожаной сумке, он с наслаждением ощущал, как в кончики его пальцев вдавливается холодная отточенная сталь.Иисусу показалось, что по его горлу провели острым клинком. Он сунул руку в пакет с пожитками, нащупывая Друга Бобо. Ночь чем-то нестерпимо воняла.— Тварь! — заорал он, отступая к главной улице. — Я тебя!..Друг Бобо наконец-таки материализовался в его руке, и перед сияющими глазами с неожиданной легкостью завертелись нунчаки.У ЭТОГО есть оружие. ЭТОТ пытается защищаться. Знамение?Иисус отступил в свет фонаря, натолкнувшись на подростков.— Эй! Смотри, куда прешь, дебил! Ого! — оторопел один из них. — Чем это ты трясешь? Да ты хоть знаешь, что это такое, а, урод несчастный!— Убью!Иисус взмахнул нунчаками, и — хрясь! — увесистое звено смачно треснуло о голову грубияна. Два подростка оцепенело уставились на истекающего кровью кореша.Мгновение спустя, спасаясь от разъяренных мстителей, Иисус несся прочь — туда, к оживленной улице, ресторану, шуму и безопасности.«Что ж, сегодня все насмарку! — сокрушенно пробормотал человек с сияющими глазами. — Главное, что бы они мне ЕГО не попортили».Он тихо двинулся к мальчишке. Тот стоял на коленях и сжимал окровавленную голову. Ладно, не ОН так не ОН. Здесь, как и в его профессии, требуется постоянная практика — чтобы не потерять навык. 4 8.30. 18°. «Какой восхитительный день!» — подумал Марсель, надевая фуражку. Весело поблескивало пустынное море. В теплом сухом воздухе резко чернели гребни гор. Гнетущие воспоминания о выловленных на рейде трупах как-то рассеялись. Хотелось вдыхать аромат утренних цветов, улыбаться прохожим и, разглядывая витрины, — ах, какая замечательная маечка для Надьи! — фланировать по улицам. Дзинь-дзинь.— Что?— Еще один!Макс был в истерике. Марсель сразу же все понял.— Где?— На скалах, около гаража. Тетка какая-то позвонила. Давай быстрее!Ну вот! Восхитительный день насмарку!Чтобы пробраться к берегу, Марселю пришлось изрядно поработать локтями. Одновременно к верхнему тротуару парковался фургон криминалистической лаборатории.Мертвец будто просушивался на сером валуне — с обвисшей вниз головой, обрамленной кровавой гирляндой. Обнаженный загорелый подросток, самое большее лет пятнадцати. От грудной кости до паха тянулся знакомый разрез.— Разойдись! Назад! Назад! Кто нашел тело?— Ну я, — жеманно выступила вперед черная от загара шестидесятилетняя дама в леопардовом купальнике с глубоким вырезом. — Я тут круглый год по утрам купаюсь, но такое! О-ла-ла! К счастью, со мной был мобильник — последняя модель, с…— Касались чего-нибудь? — прервал ее Марсель, отжимая настырную парочку с фотоаппаратом.— За кого вы меня принимаете, господин полицейский! Кто ж не знает, что на месте преступления до появления криминалистов ничего трогать не полагается!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48