Поэтому я все больше льнул
к Дункану, казавшемуся мне единственной стабильной опорой в этом зыбком
мире.
Он немного рассказал мне о шейхе, объяснив, что именно шейх познакомил ег
о деда с арабским оккультизмом.
Ц В это невозможно поверить! Ц воскликнул я, Ц Это могло произойти лиш
ь в том случае, если бы дед ваш был в то время глубоким старцем, а шейх Ц оче
нь молодым человеком.
Ц Это случилось в 1898 году. Моему деду тогда было пятьдесят два, почти стол
ько, сколько сейчас мне. В мемуарах, где он рассказывает о встрече с шейхом
, он пишет, что шейх в это время уже был очень старым человеком. Дед учился у
него семь лет. У меня есть фотографии, на которых они сняты вдвоем. Когда м
ы вернемся в Эдинбург, я покажу вам. На снимках шейх моложе, чем сейчас, но в
се равно ему там около девяносто лет.
Ц А вы уверены в том, что это один и тот же человек?
Дункан сурово взглянул на меня:
Ц Я приезжаю сюда всю свою сознательную жизнь. И ничему уже не удивляюсь.


* * *

Мне разрешили пользоваться библиотекой. Когда я не был с шейхом или с Дун
каном, я проводил время за чтением. Библиотека находилась на втором этаж
е. С пола до потолка полки были уставлены печатными и рукописными текста
ми на арабском, древнееврейском, турецком, персидском, греческом и латин
ском языках. Самые поздние издания относились к восемнадцатому веку. Вре
мя здесь, казалось, остановилось.
Работа эта была трудоемкая, а помещение библиотеки, несмотря на то, что та
м было темно, сильно нагревалось за день. Я все больше просиживал у зареше
ченных окон, часами смотрел во двор, куда прилетали маленькие птички и в о
пределенный час заглядывало солнце. Это помогало мне не забывать, что су
ществует еще и другая жизнь, что тьма еще не поглотила меня окончательно.

В конце недели я взмолился: «Должен ли я постоянно сидеть взаперти, или мн
е все же позволено пойти посмотреть город?» Дункан посоветовал мне не бы
ть дураком. Конечно же, я мог идти, куда и когда пожелаю при условии, что вер
нусь в дом шейха до наступления темноты.
С тех пор я стал исследовать закоулки старого Феса Ц один, без сопровожд
ения, надеясь только на собственный разум, который помогал мне выбиратьс
я из этого лабиринта. Самому себе я казался привидением, невидимкой, брод
ящим по грязным, мощенным булыжником переходам, мимо безглазых глинобит
ных стен, разглядывающим мир таким, каким он был в течение долгих столети
й.
Мне встречались европейцы, американцы, австралийцы, небольшие стайки яп
онцев, разгуливающие группами, щебечущие, подобно перелетным птицам, вст
упившим в последний этап своего путешествия. Веселые, беззаботные люди,
для которых Фес был лишь декорацией, построенной специально для их развл
ечения. Я ни разу не пытался присоединиться к ним, вступить в разговор. Мне
ни разу не приходило в голову бросить все и вернуться с ними домой. Я чувс
твовал себя совершенно датеким от всего, чем был когда-то. Я погрузился в
глубины, к которым здравый рассудок не имел доступа.
Каждый день город мне что-то понемногу приоткрывал и в то же время что-то
утаивал. Он давал понять, что у него есть тайны, которых мне знать не дано. Я
смотрел, как дубильщики и красильщики идут на работу. Часами стоял и набл
юдал за работой ремесленников, мастеривших подносы, сидел возле столяро
в, изготавливавших из кедра столы, стулья и кровати. В мясных лавках мухи ш
евелящейся пленкой покрывали мясные туши. На стенах домов, как пот, прост
упала влага. Открытые канализационные трубы источали зловоние. Каждый д
ень я, как потерянный, часами бродил по городу среди звуков, зрелищ и запах
ов, в которых лишь частично мог разобраться. А когда вечерело, где бы я в то
т момент ни находился, поспешно поворачивал к дому шейха, и шел среди удли
няющихся теней, подгоняемый лишь эхом собственных шагов.
Как-то раз (мы жили в Фесе уже около трех недель) я вошел в канцелярский маг
азин, чтобы купить тетрадь и несколько ручек. Когда я употребляю слово «м
агазин», то имею в виду крошечное помещение, возвышающееся на три фута на
д землей. Расплачиваясь за покупку, я заметил, что на стене висит телефон,
и решил позвонить Генриетте, чтобы узнать о Яне.
Эдинбург казался мне теперь чем-то невероятно далеким, а Ян и Генриетта, к
оторых я не видел много месяцев, были скорее книжными персонажами, нежел
и людьми из плоти и крови. Все же я испытывал сильные угрызения совести из
-за того, что пустил дело на самотек. Я предложил владельцу магазина непло
хие деньги, чтобы он позволил мне позвонить в Британию. Под впечатлением
от моего арабского, он с готовностью согласился.
Я набрал номер Яна и Генриетты и вдруг ощутил прилив ностальгии, когда ра
здались знакомые звонки. Телефон звонил почти минуту, пока трубку не сня
ли. Я услышал незнакомый женский голос Ц в нем чувствовались равнодушие
и нежелание говорить.
Ц Гиллеспи.
Ц Дома ли Генриетта? Ц спросил я.
Ц Нет, Генриетты нет в Эдинбурге.
Ц Я должен поговорить с ней. Вы не подскажете, как я могу с ней связаться?

Ц С ней нельзя связаться. А кто говорит?
Ц Я ее знакомый. Я звоню, чтобы узнать о здоровье Яна. Я получил письмо от Г
енриетты, где она пишет, что он болен.
Наступила пауза. Я слышат потрескивание в трубке, как будто нас собирали
сь разъединить.
Ц Ян умер, Ц ответила женщина. Я почувствовал, что она с трудом сдержива
ет волнение. Ц Он умер в больнице четыре недели назад. Мне очень жаль, есл
и...
Я повесил трубку. Рука моя дрожала. Продавец спросил, как я себя чувствую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66