– Развлекать жителей Центрума и других планет системы, – ответил Гарвин.
Фенфер заколебалась.
– Вам придется быть ко мне снисходительными… Это первый корабль, который я досматриваю.
Ньянгу честно сохранял каменное лицо.
– Были ли у вас, гм, трудности при подходе к Капелле?
– Никаких, – ответил Гарвин.
Фенфер выглядела сбитой с толку.
– Это хорошо. Э-э, есть ли у вас на борту какая-нибудь контрабанда?
– Мы впервые посещаем Капеллу. Что считается контрабандой?
Фенфер вынула из подсумка список и начала читать:
– Способные к ядерному делению устройства оружейного типа… подрывные пропагандистские материалы… неразрешенные Конфедерацией наркотики…
Список продолжался. В конце Гарвин торжественно покачал головой.
– Ничего из вышеперечисленного. За исключением опасных животных, являющихся частью нашего шоу. Они всегда должным образом содержатся и охраняются.
– Вы уверены?
– Уверен.
– Думаю, животные проблемой не будут, – сказала Фенфер. – Не станете ли вы возражать против досмотра?
– Конечно, нет. Мои коллеги с удовольствием проводят ваших людей.
– Очень хорошо. – Фенфер обернулась к своей команде. – Действуйте по инструкции. У меня приказ проводить вас, бригадир Янсма, как командира этого корабля к данту Ромоло на флагман нашего флота, – обратилась она к Гарвину.
– Почту за честь, – Гарвин склонил голову. – Должны ли мы прежде разобраться с инспекцией? Мне бы не хотелось заставлять данта Ромоло ждать.
Фенфер прошла мимо Моники Лир, послав ей ничего не значащую улыбку. Моника ответила тем же, стараясь не морщить нос: либо скафандр Фенфер нуждался в санобработке, либо женщине не мешало принять ванну.
Как отметил Гарвин, корабль Фенфер, «Термидор», тоже не блистал чистотой. Переборки и палубы, конечно, время от времени драили и подметали, но там и сям встречались намыленные, да так и оставленные пятна.
Небрежны оказались и члены экипажа. Кое-кто вместе с формой носил элементы гражданской одежды. У них напрочь отсутствовало то, что военные почему-то называют словом, вызывавшим у Ньянгу тихую ненависть, – «выправка». Иоситаро не обращал внимания, если солдат путался в соплях, но всегда помнил, что хорошо тренированный пехотинец, передвигающийся с крахмальным хрустом, и к обязанностям своим относится соответственно. Команда с «Термидора» такого впечатления не производила.
Они вели себя, решил Ньянгу, словно матросы с сухогруза, недели две не получавшие ни жалованья, ни увольнительных и которым все уже просто до лампочки.
Гарвин несколько удивился, когда старший офицер «Термидора» не почесался спуститься с мостика в отсек рядом с воздушным шлюзом, где держали их с Ньянгу, – хотя бы из любопытства, если не по какой другой причине.
Янсма рискнул заговорить с охранником, дружелюбным на вид деком. Тот представился как один из корабельных квартирмейстеров. Как часть «исследовательской» команды, он проявлял бесконечное любопытство касательно цирков вообще, их цирка в частности и мечтательно поведал о своем желании получить увольнение вниз до того, как они улетят.
Гарвин нацарапал ему контрамарку, и заверил, что надеется увидеть его на представлении и лично проведет экскурсию по городку аттракционов, клоунской аллее и познакомит с ведущими артистами. Он рискнул поинтересоваться, почему командир квартирмейстера не спустился к ним и не представился.
Дек бросил взгляд на настенный динамик – этот факт сам по себе являлся интересным – и, понизив голос, произнес:
– Он еще не знает, что о вас думать.
– А почему он не спустится и не наберется некоторых впечатлений, чтобы сформировать свое мнение? – удивился Ньянгу.
– Нет, нет. Ему еще не сказали, что он думает.
Парень отказался развивать тему дальше относительно того, кто диктует мнения, и явно испытал облегчение, когда динамик пискнул, сообщая, что они подходят к «Корсике» через ноль-семь минут.
«Корсика» оказалась огромным, километра два в длину, линкором, ощетинившимся ракетными установками и скорострельными орудиями в качестве дополнительного вооружения. В отличие от «Термидора» он содержался в идеальном состоянии: сверкающие потолки, переборки и палубы, форма без единого пятнышка, солдаты с безупречной выправкой приветствуют офицеров салютом и лозунгом. Текст, должно быть, регулярно менялся.
Сегодня выкрикивали одну из самых старых и самых фальшивых поговорок, приводимых в учебнике: «Тяжело в учении, легко в бою!» Куда более реалистично, думал Ньянгу, звучало бы: «Тяжело в учении, тяжело в бою; легко в учении, тяжелее в бою».
Иоситаро корабль и его экипаж показались слишком опрятными и чистенькими.
Адъютант, не потрудившийся представиться, провел их через внешний офис, полный занятых работой клерков, в апартаменты данта Лаэ Ромоло. Кабинет выглядел не таким вылизанным, как весь корабль, с беспорядочно развешанными на стенах компьютерными проекциями. Единственный холоснимок хранил изображение весьма суровой дамы.
Еще с Камбры Янсма лелеял романтическую мечту: как все эти увертки, бегства и погони закончатся, и он предстанет навытяжку перед высокопоставленным офицером Конфедерации, отсалютует и доложит, как полагается: «Коуд Гарвин Янсма, командир второго пехотного полка Первой Бригады Ударного Корпуса Ангары из системы Камбра, докладывает Конфедерации, сэр».
Теперь Гарвин передумал.
Дант Ромоло оказался на редкость миниатюрным человеком с круглым лицом, жидкими волосами, восстановить которые у него явно не хватало тщеславия, и начатками возрастной полноты. Это не значило, что он выглядел хоть сколько-нибудь добродушным или мягким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97