После того как Аликхан зарыл в землю листья и кости гиптеля, они сидели, глядя на угасающий огонь, который еле-еле разгонял обступившую их со всех сторон тьму.
– Если позволишь, – сказал Аликхан, – я хотел бы поговорить о том, что мы видели сегодня.
– Может, лучше не надо? Я могу не сдержаться.
– Думаю, мне следует рискнуть, – сказал мусфий. – Помнишь, я говорил, что был учеником мусфия, которого звали Сенза? Он лидер клана под названием Полперро. Они занимаются расчетами. Это те, кто решает, стоит ли ввязываться в то или иное рискованное предприятие, позволительно ли оно в свете нашего предназначения и, в конечном счете, допустимо ли с точки зрения наших законов.
– Юристы?
– Когда мой наставник обучал меня, он говорил, что это довольно точная аналогия. Как я уже говорил тебе, Сенза не раз повторял, что нужно учиться на прошлых ошибках. Такой ошибкой была та, которую мы совершили, сражаясь с Конфедерацией еще во времена отца моего отца. Он учил, что, даже уходя корнями в постыдное для нас прошлое, такие ошибки дают нам урок, служат руководством на пути в будущее. Он часто задавался вопросом, не является ли наше страстное желание чуть что ввязываться в битву, которое обеспечило нам власть над другими животными в процессе нашей эволюции, помехой или даже роковым пороком теперь, когда мы достигли уровня цивилизации. Хотя, конечно, то, что мы видели сегодня, нельзя назвать примером цивилизованности.
Дилл кивнул, с трудом сдерживая закипающий гнев.
– Мой отец убежден, что Сенза и его сторонники – предатели нашей расы. Когда ему стало известно, что я заинтересовался учением Сензы, он потребовал, чтобы я прервал занятия и поискал себе какое-нибудь другое дело. Я знал – он хочет, чтобы я стал воином. К тому же мне всегда нравилось летать. Таким образом, подумал я, мне удастся угодить ему. Знаешь, это нелегко – когда твой отец военный лидер. А как обстоит дело с твоими родителями?
– Мне особенно рассказывать нечего, – ответил Дилл. – Моя мать имела ранчо в одном из вновь открытых миров. Это значит, что она выращивала животных на мясо. Отец был музыкантом и тем сразил ее наповал. Ну, и в результате на свет появился я. Когда мне было года три-четыре, он бросил ее. Черт меня побери, если я знаю, что с ним стало. Меня это никогда не интересовало.
Меня мало чему учили, и когда я подрос, то отчетливо понимал только одно – что чертовски не хочу работать на ранчо. Работа, работа – без конца, и даже уехать никуда нельзя дольше, чем на день. Надо постоянно кормить, поить животных и убирать за ними навоз. Но, казалось, никакой другой возможности у меня нет.
Когда мне было что-то около пятнадцати, мать отправилась на охоту, чтобы пополнить запас скота. Наверно, она была не слишком осторожна, потому что упала с баркаса, и ее затянуло под него.
Я выставил наше хозяйство на продажу, и какой-то ублюдок, воспользовавшись моей молодостью и неопытностью, предложил мне всего пятнадцать процентов от той суммы, в которую оно оценивалось. Но я не стал торговаться или дожидаться лучшего покупателя – я был до смерти рад бросить все это.
Я отправился в главный порт планеты и стал думать, что делать дальше. Случайно проходил мимо призывного пункта и… Ну, остальное понятно – романтика и прочее дерьмо в том же духе, – Дилл пожал плечами. – Так что, если речь идет об отце, на самом деле я ничего о нем не знаю.
– Прошу прощения, – сказал Аликхан. – Я все еще не слишком хорошо знаю ваш язык, но, думаю, правильно понял твой рассказ. Приношу свои извинения. Всегда есть ситуации хуже той, в которой находишься.
Но давай вернемся к тому, в чем я пытаюсь разобраться. И пожалуйста, пойми, когда я говорю все это, то пытаюсь прорваться сквозь чащу тех истин, которые мне с детства внушали отец и другие члены моего клана и которые до недавнего времени казались мне абсолютно верными.
Мне не нравится то, с чем я столкнулся, прилетев сюда. Вообще не нравится. Мы, мусфии, и так обладаем определенным влиянием на Камбре, и мне совершенно непонятно, зачем нужно стремиться еще больше усилить его. Мне эта война кажется чем-то вроде свалки, которую устраивают детеныши, когда чувствуют, что когти у них отросли. С той лишь разницей, что там дело кончается лишь маленькими порезами, а здесь – горами трупов. Мне хотелось бы как-то повлиять на ход событий.
– Ты всегда можешь перейти на нашу сторону.
– И пойти против своих? Убивать их ради людей?
– Прости, – сказал Дилл. – Это чушь собачья. Я не должен был так говорить.
– Будем считать, что ты ничего не говорил. Но ведь наверняка можно сделать хоть что-то.
– Если ты, в конце концов, придумаешь, что именно, обязательно дай мне знать.
На следующий день разразился шторм. Деревья в джунглях гнулись и ломались, брызги морской пены размывали границу между морем и воздухом, ветер швырял песок в лица Дилла и Аликхана. Они спрятались под деревом, достаточно прочным, чтобы устоять под напором ветра, и разговаривали или, точнее, пытались разговаривать под грохот разбушевавшейся стихии.
Как обойтись без трупов и убийств, они так и не придумали, но оба были согласны в том, что предпочли бы играть в боевые игры, а не иметь дело с настоящими ракетами и бомбами.
Но война, похоже, является неотъемлемой частью вселенной.
– По крайней мере, до тех пор, – сказал Аликхан, – пока те старики, которые начинают войны, не должны сами сражаться в них.
– Может быть, – Дилл откусил сорванный в джунглях фрукт, – в солдаты нужно рекрутировать тех, кто постарше.
Аликхан издал звук, обозначающий веселье, и сделал лапой жест отрицания.
– Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111