Переведя дыхание, Лика завершила туалет и вышла в спальню. Макс ждал ее та
м. Он встал навстречу, внимательно вглядываясь в ее лицо. Лика улыбнулась,
и он ответил ей улыбкой. Потом он протянул ей красный российский паспорт:

Ц Держите, госпожа Суворова, Анжелина Николаевна, тысяча девятьсот сем
ьдесят пятого года рождения. Вы забыли тут свой паспорт, а между тем наш вы
лет в половине шестого утра.

Эту последнюю она все-таки достала, но сип почти уже не осталось, и, е
сли бы не Вика, обрушившая стеклянную стену, разделявшую лобби и пассаж, и
взметнувшаяся птицей вверх, на второй этаж, эта тварь убила бы Лику. А так
умерла она. Но вслед за тем кровь в жилах Лики стала расплавленным свинцо
м…


История первая
ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ УТОПИИ

Эти люди скромны, не речисты.

Мы не все их знаем имена.
Но недаром лучшие чекисты
Боевые носят ордена!
Песня о чекистах

Глава 4
ЗА ПОРОГОМ

Ц Ну что, Федя, тряхнем или трахнем? Ц Макс, выглядевший сейчас, как немол
одой байкер из американских фильмов, изволил иронизировать.
Ц И трахнем и тряхнем, Ц ответил уверенно Федор Кузьмич, выбираясь из м
ашины.
Странное дело, все называют его Федором, даже те, кто, как Макс, знают, что ни
какой он не Федор и уж тем более не Кузьмич. И был-то он Федором, если разобр
аться, не так чтобы и долго, с двадцать шестого по тридцать седьмой. Всего
ничего, при его-то жизни, но приклеилось имя, прижилось. Настолько естеств
енным оказалось, что он и сам привык, и, когда уже в семьдесят первом, тихо п
охоронив генерала Суздальцева (то есть себя самого, любимого) на Коммуни
стической площадке на «Девятого января», озаботился сменой документов,
снова назвался Федором Кузьмичом. Только фамилию сменил, потому что того
, казалось, уже давно и хорошо забытого Федора Кузьмича, вдруг вспомнили, з
апоздало реабилитировали; и портретик его никудышный, с черно-белой нек
ачественной фотки Ц из учетной карточки Ц увеличенный, висел теперь в
одном закрытом музее. Так и жил Федор Кузьмич, вернее, доживал свою, по все
й очевидности, последнюю жизнь, пока гром не грянул.
Химия работала в нем, не переставая, уже третью неделю. И не самодельная др
янь, а самая настоящая химия, из координаторского НЗ. Три недели большой с
рок, и обратная трансформация зашла уже далеко. Процесс пошел, как говари
вал в пору ускорения и гласности последний генсек. Процесс и в самом деле
пошел. Тот еще процесс. Регенерация тканей, перестройка («Опять перестро
йка, прости господи!») физиологии, активация встроенных систем шли полны
м ходом. Вместе с боевыми рефлексами и силой возвращалась и память о том, ч
его не следовало помнить все эти длинные годы. Отставка, она отставка и ес
ть. Ушел на покой, сдай оружие и забудь о том, что тебе больше не нужно. Забуд
ь и живи свою жизнь после жизни, как все. Пенсионер, он и в России пенсионер.
В России, может быть, даже больше, чем где-нибудь за бугром. Но вместе с тем,
что было забыто по обязанности, возвращалось к нему теперь и другое. Вспл
ывали из мглы забвения вещи, забытые, казалось, за ненадобностью, за давно
стью лет; изжитые годами Ц «Год за три, а то и за пять, уж такая у нас, грешны
х, война» Ц и опытом двух насыщенных событиями жизней.
Вернувшись теперь в Питер, который уже не Ленинград двадцать восьмого ил
и шестьдесят первого, и уж тем более не Петербург 1876-го, он вспомнил как раз
тот, далекий уже, можно сказать, мифический год, когда он покидал город, Ро
ссию и самое Землю навсегда. Тогда он думал, что навсегда. Воспоминания ок
азались неожиданно отчетливыми и острыми; иногда мучительными, потому ч
то относились к необратимо и неоднократно уничтоженному прошлому, а ино
гда сентиментальными. Воспоминаний было много. Факты, ощущения, сцены. И с
реди прочего всплыло вдруг нечто, что, казалось, потеряло для него актуал
ьность уже много лет назад. Не потеряло, как оказалось. Имя. Оно вернулось
так естественно и просто, что даже непонятно было, почему этого не случил
ось раньше, и встало на собственное, родное место. Но вернулось оно вместе
с воспоминаниями о детстве и их усадьбе («Ах, Антон Павлович, знали бы вы, к
акой у нас был вишневый сад!»), кадетском корпусе и… маме. Вот же дичь какая!
Человеку полторы сотни лет, а он мать родную вспомнил. «В детство впадает
е, уважаемый Виктор Викентьевич!»
Они уже входили в отель, и Виктор отогнал посторонние мысли. Общее впечат
ление было скверным. Еще не успев проанализировать, что здесь было и как, о
н понял, что мизансцена ему не нравится. И шагнувший им навстречу Дима Скв
орцов это ощущение только усилил.
Ц Ничего личного, Ц сказал Дима.
Впрочем, девочка его опередила. Дима еще только начинал мямлить эту свою
гребаную американскую припевку, а Виктор уже катился по полу, отброшенны
й, словно кегля шаром, толчком пролетевшей мимо него Лики. Казалось, он кат
ится по этому мраморному полу вечно, и вечность ушла у него на то, чтобы вы
тащить из-под полы пиджака свой «стечкин».
«Почему именно «стечкин»? А потому что в Базеле у него был «узи»! Ну не муд
ак ли вы после этого, Виктор Викентьевич?»
Ничего хорошего он от этой встречи не ждал, но такого… Впрочем, жизнь науч
ила его ничему не удивляться и всегда рассчитывать на худшее. Он и сейчас
принял ситуацию как данность. Ситуация была скверная, но вполне преодоли
мая. Их было трое, и если бы дело ограничивалось только полутора десяткам
и ряженых, старательно изображающих привычную жизнь лобби дорогого пит
ерского отеля, они бы справились с этой комиссией по встрече без особого
труда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28