Он вытягивал вперед жилистую руку; и в эту руку Амюэл Слеггинс опускал письмо из Китая, и радовался, что его обязанность была исполнена, и поворачивал и шагал обратно. И поля освещались перед ним, а зловещее, нетерпеливое и низкое бормотание раздавалось в хижине на пустоши.
Семь лет дела обстояли так, и ничего дурного не случалось со Слеггинсом, семь раз он ходил к хижине на пустоши и столько же раз благополучно возвращался; а затем он захотел жениться. Возможно, потому что она была молода, возможно, потому что она была хороша собой, или просто потому, что она обнажила свои красивые лодыжки, когда босиком проходила однажды весной через болота по цветущим лужайкам. И меньшие причины подчас приводили людей к печальному концу и становились основой тех петель, которыми Судьба могла остановить их бег. С браком вступило в его дом любопытство, и однажды, когда они шли вечером через луга, чудесным летним вечером жена спросила его о хижине в пустоши, где он только что был, и о людях, которых никто, кроме него, никогда не видел. Все это он рассказал ей; и затем она спросила о зеленом письме из Китая, которое пришло осенью, и о содержании этого письма. Он прочитал ей все правила Почтовой Службы, он сказал ей, что не знает, что по правилам он и не должен знать, он читал ей лекции о грехе любознательности, он цитировал Пастора, и в конце концов она сказала, что должна узнать. Они спорили об этом в течение многих дней, в дни окончания лета, сокращающихся вечеров, и пока они спорили, осень все приближалась, а вместе с ней – и зеленое письмо из Китая.
И наконец он пообещал, что когда придет зеленое письмо, он понесет его как обычно к одинокому дому и затем скроется где-нибудь рядом, подползет к окну в сумерках и услышит то, что говорят мрачные люди; возможно, они могли бы громко прочитать письмо из Китая. И прежде, чем он успел раскаяться в этом обещании, примчался холодный ветер и в одну ночь лес стал золотым, ржанки понеслись вечером над болотами, год истек, и пришло письмо из Китая. Никогда прежде не испытывал Амюэл подобного предчувствия, совершая свой обход почтальона, никогда прежде не боялся он столь сильно дня, в который отправлялся к пустоши и одинокому дому. А в это самое время у огня его жена радостно устремляла свои мысли к предстоящему удовлетворению любопытства и надеялась получить до сумерек новости, которым позавидуют все деревенские сплетницы. Одно утешение только было у Амюэла, когда он, содрогаясь, отправился в путь – в тот день было письмо для последнего дома в переулке. Долго он оставался там, чтобы смотреть на радостные лица, слышать звук смеха, – Вы никогда бы не услышали смеха в хижине на пустоши, – и когда была исчерпана последняя тема для разговора и никакого оправдания для задержки не осталось, он издал тяжелый вздох и мрачно потащился мрачно в путь, так что прибыл в хижину на пустоши с опозданием.
Он привычным стуком почтальона постучал в закрытую дубовую дверь, услышал, как эхо разнеслось по тихому дому, увидел мрачного старшего мужчину и его жилистую руку, отдал зеленое письмо из Китая и пошел прочь. Несколько деревьев росли в полном одиночестве в пустоши, далекие от людей, жалкие, днем и ночью полные дурных знаков, далекие от всех других деревьев, как хижина пустоши была далека от других зданий. Около этой рощицы и стояла хижина в пустоши. Сегодня Амюэл не пошел быстро прочь вместе со свежими осенними ветрами, несшимися радостно вокруг, ускоряя шаг в ожидании возвращения в деревню и напевая радостные песни. Нет, как только он оставил вне поля зрения дом, который посещал, и спустился за небольшой холм, то тут же пригнулся и отбежал к пустынным древесным зарослям. Там он ждал, наблюдая за ужасным домом, но слишком далеко, чтобы слышать голоса. Солнце уже опускалось. Он выбрал окно, в которое он хотел подслушать разговор, маленькое окошечко в задней части дома, близко к земле. И затем появились голуби; кругом на большом расстоянии не было никаких других деревьев, так что несколько птиц уселись там, хотя рощица была так мала и выглядела столь пугающе (если они это заметили); первый испугал Амюэла, почтальон решил, что это мог бы быть дух, избежавший пытки в некой тускло освещенной комнате дома, за которым он наблюдал; его нервы были напряжены, и он испытывал глупейшие опасения. Потом он привык к голубям, но тогда солнце село, облик окружающего мира изменился, и Слеггинс почувствовал странные опасения снова. Позади него была пустошь, он наблюдал, как она скрывается во тьме; и впереди он видел дом сквозь стволы деревьев. Он ждал, когда зажгутся лампы, чтобы обитатели дома не смогли разглядеть, как почтальон подкрадется и присядет у маленького заднего окна. Но хотя все птицы были дома, хотя ночь стала холодной как могила, хотя звезды взошли, все еще никакого желтого света в окнах не появлялось. Амюэл ждал и дрожал. Он не смел двинуться с места, ведь пока не зажгли лампы, за ним могли наблюдать. Влажность и холод этого осеннего вечера так странно воздействовали на него, и остатки заката, звезды и пустошь и самое небо походили на зал, который кто-то подготовил для Страха. Он начал испытывать ужас перед чем-то неизреченным, а в доме все еще не загорался свет. Стало настолько темно, что он решил сойти с места и проделать путь к окну, несмотря на тишину и темноту, царившие в доме. Он поднялся и замер, скованный болью, теснившей его затекшие члены. И тогда он услышал, что на дальней стороне дома распахнулась дверь. У него было время только для того, чтобы скрыться за стволом сосны, когда трое мрачных мужчин приблизились к нему, а женщина хромала позади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11