Вы смогли бы отречься от обязательств, принятых вами по доброй воле? Вы не боитесь его, я уверен. И все же теперь все зависит от вас: вы вольны покинуть этот остров в любой момент. Никто вас не остановит. Буджуны не держат пленников…
– Но Никуму…
– О чем я и говорю. Кем стал Никуму?
Ронин смотрел в окно. Огромная сосна раскачивалась под последними порывами уже затихающей бури. Толстые ветки скреблись по наружной стене. В глубинах сознания возник голос Моэру: он одержим.
– Кто такой Оками?
– Один из моих дайме. – Куншин поднял руку. – Не беспокойтесь. Это я поручил ему разыскать вас.
– Откуда вы знали, что я появлюсь на острове?
Они отошли от искрящегося дождевыми каплями окна. Азуки-иро приобнял Ронина за плечи.
– Согласно преданиям буджунов, землей правит тигр.
Они присели за столиком в середине комнаты, и Азуки-иро разлил чай.
– А небом правит дракон.
– Вы знаете о Кукулькане?
– О да. Мы называем его по-другому, но все равно это он.
– Я должен идти, – сказал Ронин, глядя мимо куншина. За окно, на соловья в мокрых ветвях.
– Да, такова ваша карма. В делах подобного рода у нас не бывает выбора. В жизни есть всякие ситуации. Иногда они не зависят от нашей воли. Их надо просто принять как данность. Кто-то учится этому всю свою жизнь, а буджуны, наверное, знают это еще до рождения. Понимают уже в материнской утробе. Принимая неподвластное нам, мы живем в ладу с собой. А все остальное становится на свои места уже само по себе.
– А пришествие Дольмена вы тоже примете? – разъярился Ронин. – Вот так просто ляжете и тихо испустите дух перед лицом его мощи?
– Вы не хотите меня понять, – мягко проговорил Азуки-иро. – Мы вовсе не фаталисты. Мы всего лишь реалисты. Что есть, то есть, и мы учимся жить в этих рамках. Но это не означает, что мы не стремимся к тому, чего мы хотим, и что мы не делаем ничего для достижения своих целей.
В комнате как-то вдруг потемнело. Лицо куншина погрузилось в тень.
– Боль и страдания предков многому нас научили. В конечном итоге собственная наша магия сделалась нашим злейшим врагом. Мы больше не занимаемся чародейством.
– Но теперь все, похоже, идет к тому, что чародейство – наша единственная надежда.
Темные глаза куншина сверкнули в полумраке.
– Дольмена вызвала к жизни магия. И убьет его только магия. Это необходимо. Но это вынужденная необходимость. Просто иначе у нас ничего не получится.
Он взял чашечку с чаем.
– Но что бы здесь ни произошло, буджуны примут участие в Кай-фене. Такова наша карма.
Ронин поднялся. Куншин осторожно поставил чашку на лакированный столик.
– А зачем Моэру посылали на континент человека?
– Она отправилась на континент с неизвестной мне целью, – отозвался Азуки-иро. – Вам надо спросить у ее супруга, это он отправлял ее на континент.

На любом другом лице его массивная челюсть сразу бросалась бы в глаза. Но на этом, в сетке угловатых белых шрамов, она смотрелась вполне незаметно – просто еще один выступ рядом с провалами впалых щек.
Он походил на живого мертвеца.
Паутина шрамов оплетала шею, покрывала квадратную челюсть, проходила изломанными рубцами по высоким скулам. Впечатление было такое, что на лице у него не осталось ни одного кусочка неповрежденной кожи. Последний из этих шрамов оттягивал вниз уголок левого, землисто-зеленого глаза. Взгляд у него был тяжелый и очень холодный. Правое веко не открывалось вообще.
Он стоял в широком косом луче света, льющегося в распахнутое окно в западной стене крепости Ханеда. За белым его переплетом коричневатые воробьи гонялись друг за дружкой в переплетениях веток криптомерии. Наверху, в густых кронах, хлопали кожистые крылья летучих мышей.
– Ожидание подходит к концу.
Никуму передвинул листочек рисовой бумаги по длинному деревянному столу.
– Немного времени еще есть.
Потом добавил чуть тише:
– Должно быть.
Казалось, судорога прошла по его лицу. Он весь скривился. Другой смотрел безмятежно. Потом тряхнул головой, и шрамы заплясали на свету, словно тысячи светлячков.
– Ты разве еще не расстался с иллюзиями?
Никуму резко развернулся, опираясь о стол. Руки – вялые и безжизненные, пальцы напряжены.
– Это мучение, чистое мучение!
– Да, я знаю. Но не забывай…
– Я даже мысли не допускаю, что ты дашь мне забыть!
– Не дать забыть – это именно то, что я должен тебе дать.
– Дать мне? – прошипел Никуму. – Ты – ничто, без меня ты – пустое место!
– История мне уже вынесла свой приговор. Твоя борьба…
– Но ты этим не удовлетворился.
– Как и ты, – спокойно заметил человек со шрамами.
Лицо Никуму исказилось.
– Не припоминаю я что-то, чтобы просил тебя быть моей совестью, когда вызывал тебя…
– Хочешь сказать, что тогда между нами было какое-то взаимопонимание? Чепуха!
Его голос вдруг изменился, наполнив комнату холодом.
– Не считая призвания, все пойдет своим чередом.
– Конечно, – воскликнул Никуму, – и поэтому он поддерживает тебя в таком виде!
Он сделал яростный выпад, потянувшись скрюченными пальцами к горлу собеседника.
Ронин, затаившийся в темной нише у винтовой лестницы, напрягся. Потом вжался, ошеломленный, в холодную каменную стену, с трудом подавляя возглас изумления. Метнувшаяся вперед рука Никуму прошла сквозь тело человека со шрамами, словно он был соткан из дыма.
– Ребячество.
Другой отступил на шаг. Никуму остался на месте. Рука безвольно упала, и он вцепился в край стола, словно его не держали ноги.
– Он слишком могущественен, – прошептал Никуму, словно испуганный ребёнок.
– У него есть только то, чем ты сам наделяешь его, Никуму.
– Я не настолько силен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92