Ему казалось, что он на Гиндзе, в Токио, среди веселой толпы и ярких неоновых огней рекламы.Он смотрел на проходивших мимо людей, и у него слегка кружилась голова. Винсенту захотелось смеяться, но он подавил в себе это желание, а потом подумал: “Почему бы и нет?”. И расхохотался. Никто не обратил на это внимания.Винсент двинулся вдоль по улице. Шум машин с Шестой авеню напомнил ему о далеком морском прибое. Он подумал об адмирале Перри, который в 1853 году привел свои корабли в порт Урага, положив конец двухсотпятидесятилетней изоляции Японии. Лучше бы всего этого не произошло. Лучше бы не рушились вечные оковы волшебного плена.Такси тронулось и медленно поехало вдоль тротуара. Когда оно поравнялось с Винсентом, он махнул рукой, и такси остановилось. Большая, удобная машина. С кондиционером. Конечно, это было частное такси, а не одно из тысяч, принадлежавших крупным фирмам: в салоне отсутствовала обычная пластиковая перегородка.Винсент назвал адрес и откинулся на сидении. “Даже на переполненных улицах современного Токио, — думал он, — среди всей этой городской суеты и европейских костюмов, можно наткнуться на старинный синтоистский храм, затаившийся где-то между высотными зданиями. Можно услышать призрачный звон бронзовых колокольчиков, позеленевших от времени, и почувствовать тонкий аромат благовоний. В такие минуты весь городской смрад исчезает, и душа вечной Японии, незапятнанная нашествием Запада, призывает древних богов”.В салоне было темно. Винсент посмотрел в окно на мерцающие огни и понял, что машина движется очень медленно.— Послушайте, — вяло возмутился он, — я не собираюсь ездить с вами всю ночь.Водитель слегка повернул голову, и Винсент разглядел его глаза в подоске зеркала. Он увидел, что водитель японец и попытался прочесть его имя на карточке в правом углу приборного щитка, но не смог ничего разобрать в полумраке. Тогда Винсент обратился к водителю по-японски и извинился за грубость.— Ничего, — ответил таксист. — Сегодня у всех тяжелый день.Они повернули на Пятьдесят четвертую улицу, потом на Восьмую авеню. По обеим сторонам выстроились дешевые забегаловки и низкопробные эротические театрики. На тротуарах было полно проституток, уличных торговцев наркотиками, подозрительных негров и пуэрториканцев — клоака большого города во всем ее вызывающе-мрачном великолепии.— Сегодня вечером я чувствую себя как в Японии, — сказал Винсент.— Этого никто не хотел, — пробормотал водитель. — Лучше бы все оставалось по-прежнему.Винсент снова подумал о военных кораблях Перри. Пожалуй, он прав. Мы не должны были…Неожиданно водитель повернулся к Винсенту. На лице его плясали синие и зеленые блики ярких огней рекламы. Он улыбнулся — узкая черная щель, как в традиционной маске театра Ноо. В его каменных глазах, казалось, не было места никаким человеческим чувствам. Этот пугающий контраст между улыбкой и враждебными глазами напомнил Винсенту о первом спектакле Ноо, который он увидел в шестилетнем возрасте. Тогда маска демона ужаснула его.В лице водителя было что-то странное, но в тусклом свете Винсент не мог понять, что именно. Он наклонился вперед. Ему показалось, что это лицо покрыто какими-то пятнами, как будто...Винсент откинулся назад, пораженный догадкой, но его сознание было притуплено алкоголем. Лицо таксиста по-прежнему нависало над ним как голова змеи: щеки надулись, а губы округлились. Из черного отверстия вырвались мелкие брызги, и Винсент не сразу сообразил, что нужно задержать дыхание. * * * После ухода Винсента Кроукер сел скрестив ноги и подпирая голову кулаком. Он заказал еще сакэ и с отвращением подумал о возвращении домой. Ему понравился этот напиток: почти безвкусный, но от него становится по-настоящему хорошо.Кроукеру не хотелось домой. “Нет, нет, — думал он, — я не хочу видеть Элис”. Эта мысль удивляла и одновременно раздражала его. Удивляла потому, что это впервые стало так очевидно, а раздражала — потому что он позволил этому зайти так далеко. Кроукер не испытывал гнева по отношению к Элис, просто не хотел ее больше видеть. Ему показалось забавным, что люди могли быть так близки когда-то, а потом стать совершенно чужими. “Одно из свойств человека, — заключил он философски, — но чертовски неприятное свойство”.Официант принес новую бутылочку сакэ и наполнил чашку. Кроукер опорожнил ее и сразу же налил еще. Ему не терпелось позвонить своему агенту по деду Дидион, но он подумал, что такой поспешностью может испортить все дело. Кроукеру казалось, что все упирается в одно: имя и адрес той девки.Лейтенант прикрыл глаза и отчетливо увидел квартиру Анджелы Дидион. Первое, на что он тогда обратил внимание, был запах. Тошнотворно-сладкий — эфир и что-то еще. Что это могло быть? В темной гостиной Кроукер ничего не обнаружил. Зато в спальне он увидел костяную индейскую трубку и безошибочно уловил запах опиума. Он попробовал его кончиком языка: опиум очень высокого качества. Вряд ли такой можно купить у уличного торговца. Но это была спальня Анджелы Дидион, и вполне естественно, что у женщины, которую считали самой дорогой фотомоделью мира, все было самое лучшее. Лейтенант оставил трубку на месте.Натянув резиновые перчатки, Кроукер приблизился к стенному шкафу рядом с огромной кроватью. Спальня была полностью выдержана в темно-синих тонах — от шелковых панелей на стенах до абажуров. Когда лейтенант вошел, горела только одна лампа, у кровати.Он осторожно отодвинул дверку шкафа. Там красовалось несколько шелковых платьев и множество мехов — от длинной шубы из русского соболя до броского манто из серебристой рыси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152