Поэтому перед всеми первомайскими и седьмоноябрь
скими демонстрациями он всегда первым являлся на место сбора коллектив
а Ц в больничный двор. Даже если всю ночь провел на дежурстве с тремя опер
ациями. Да еще исхитрялся доставлять своих девиц, которых по очереди, по м
ере подрастания, исправно перетаскал на плечах перед светлым лицом Мишк
и Франка. И их семейное «ура» было самым звонким на площади, за что доктора
Рыжикова и обожали начальники больничных колонн.
Это раньше. А теперь любят за то, что безропотно носит самые многословные
плакаты и самые длинные шесты с транспарантами, которые убедительно пок
азывают рост и успехи городского здравоохранения за последние годы. Ибо
на шее некого носить. Да и водить, честно говоря. Первой начала кривить губ
ы очень взрослая Валерия. За ней последовала Анька. Потом стала ныть, злов
редничать, цепляться ногами за постель Танька. И доктор Рыжиков упрямо ш
ел один. И упрямо нес плакат с ростом койко-мест. И упрямо кричал «ура!». Что
может быть приятнее и проще, чем вместе со своей шеренгой, и с передними и
задними, подбирать левую ногу под «бум» пока еще далекого барабана, стар
аться разобрать издалека, за несколько кварталов, какой играют марш, вол
новаться за колонну при приближении трибуны, чтобы не оплошать, не сбить
ся, а оркестр все громче, а толпа все гуще, а флажки все ярче, смех все звонче
! И вот оно, за поворотом, то ощущение праздника, неотвратимым приливом, ко
торое захватит и закрутит, как бы и кто бы с утра ни противился, ни кривил г
убы. Ура!
Но до чего ж непотопляем род людской!
«У тебя, милочка, совесть так же обрезана, как и халатик! Это, милочка, демон
страция трудящихся, де-мон-стра-ция! А не стриптиз! Именно позорить нашу к
олонну мы не позволим!»
Чей это голос?
«Не может быть!» Ц воскликнул бы тот, кто расстался с Ядовитовной в момен
т ее краха. То есть когда ее клочки скорострельно вылетали из главного бо
льничного корпуса, едва тоже не разнесенного дедом заодно с виновницей.

И тем не менее. Месяца не прошло Ц вот она, снова при деле. На высоком руков
одящем посту распорядителя больничной колонны. Расставляет сестер по ш
еренгам, распределяет наглядную агитацию, наводит общий порядок. И, как в
сегда, кого-то так же неутомимо обличает. В данном случае Ц в неуважении
к флагу. Кто же обидчик и неуважитель? Конечно же мини-халатик юной практи
кантки из медучилища. Такое оскорбление! Эра «мини», победоносно шествую
щая по всему белу свету, еще только боролась за место под солнцем в нашем в
ерном исконности городе. «Ты, милочка, под каким флагом идти собралась? Мо
да тебе наша не нравится? Может, тебе и флаг наш не нравится?»
Ц А я вам не обязана! Ц гордо и отчаянно вскинут нежный подбородок. Резк
ий поворот, марш из шеренги. Не хотите Ц не надо! Майский ветер, играя, так и
стремится вовсе открыть прелестные молоденькие ножки. Одной рукой держ
а коротенькую полу, другой Ц начес на голове, изгнанная, но непобежденна
я, шасть снова к подружкам в середку колонны.
Доктор Рыжиков всегда становился в хвостовые шеренги. К шоферам, кочегар
ам, плотникам, прачкам, электрикам. Сейчас к нему уже примостился шофер «с
корой» Гена Пузанов. Он щелкал семечки и поигрывал голубым шариком, прив
язанным ниткой за палец.
Ц А вот я, например, на бюллетене, Ц тут же раздался столь хорошо знакомы
й Генин скрип. Ц Имеют меня право вызывать или нет? А то если не явишься Ц
праздничную премию не получишь. Это что? Ее вообще везде до праздника даю
т, если говорить про людей. А завгар: или на дежурство, или на демонстрацию.
Ладно, пойду. Но если теперь обострение, вот вы как врач скажите, кто отвеч
ает? Я не в том, что против демонстрации, мне самому, может, интересно с людя
ми потолкаться, свежим воздухом подышать. Но ты же не присылай ко мне посы
льного… как к врагу! Ты подожди, я сам, может, первый приду…
Доктор Рыжиков ждал, как Гена перейдет в сей раз к Пушкину, но тут его потя
нули с другой стороны:
Ц А можно мне на демонстрацию?
Он оглянулся на тихий голосок и чуть не подпрыгнул.
Ц И, конечно, во главе всей колонны! И на белом коне!
В ответ ему несмело улыбнулась больная Исакова. Прекрасная, воинственна
я и неузнаваемая Жанна. Не в синем больничном халатике, а в шелковом розов
ом платье, как видно, принесенном мальчиком. Он стоял рядом с бледным и осо
бенно независимым лицом. Но в то же время чуть поддерживал Жанну под локо
ть. Но так, чтобы всем было видно, что она и ходит, и стоит абсолютно сама. Оп
ираясь на палочку Ц но не на костыль же!
Ц Конечно, идем! Ц без тени сомнения согласился на это лекарство лечащи
й врач. Ц Ты слева, я справа, а она в середине. Если в нашей колонне не окаже
тся такого замечательного платья, то ее на центральную площадь не пустят
, как же посмеем не взять?
Жанна счастливо засмеялась. Мальчик с серьезным лицом зашел слева и взял
ее под локоть, хотя до выхода было еще далеко.
Ц Мы тебя из комсомола исключим! Ц раздалось в середине колонны. Ц Еще
смеет именно умничать! Мы буржуазную мораль с собой под флагом на демонс
трацию не понесем!
Мини-халатик вторично вздернул гордый подбородочек, вторично круто пов
ернулся, вторично прошел вдоль колонны, придерживая полу и прическу, и вт
орично нырнул в толпу. В ее далекий от начальства хвост. В шеренгу, состоящ
ую из доктора Петровича, Гены, Жанны Исаковой и ее серьезного мальчика. Гу
бы халатика дерзко шептали: «Подумаешь, я ей не обязана… Пусть сама ходит
в своей смирительной…» Слесари и шофера одобрительно захмыкали, радуяс
ь такому соседству и уважая упрямую самостоятельность халатика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132