Спасибо, ротный пожалел, не отправил. И даже позволил поездить в троф
ейной повозке, тяжело груженной разным ротным скрабом. Только старшина с
мотрел косо: сидит сачок в фургоне Ц ни царапины на нем. Старшинское серд
це не выдержало, каждый штык на учете, занарядил сачка в караул. Тут-то док
тор Рыжиков и погубил свое счастье. На посту ночью, возле полевого склада
с горючим, стрельнул с глухоты в подозрительное пятно, лезущее сквозь ку
сты. Пятно оказалось ротной лошадью, тащившей чуть не от границы ту самую
повозку. А выстрел оказался метким. «Я тебя самого запрягу!» Ц шипел на ме
ткого стрелка старшина, брызгая как сковородка. Остатки роты тоже норови
ли сказать ласковое словцо, принимая на плечи ручные пулеметы, ящики с па
тронами и гранатами, телефонные катушки, консервы, трофейные фаусты и вс
е, что сердцу дорого. Так обошлась ему собственная глуховатая бдительнос
ть. Причем самому досталась в назидание от старшины «медаль за пререкани
я». Что такое «медаль за пререкания», он любил рассказывать медперсоналу
во время длинных операций, ибо это была такая симпатичная стальная плит
ка ротного миномета. Миномет был самый маленький из минометов, но плитка
от этого не была легче, когда гнула солдатскую спину. Его шатало и без плит
ки от собственной чугунной головы. Но чувство вины помогало держаться. Х
отя спустя годы он подумывал, что окажись лошадь не своя, а чужая, забредша
я из соседнего батальона, то дело могло кончиться и настоящей медалью Ц
за бдительное и неусыпное несение караульной службы. Всяко бывает. Но эт
и сомнения посещали его спустя годы.
Спустя годы он стал думать о той братской могиле больше. Можно даже сказа
ть, сначала он и не думал о ней. Просто вспоминал иногда Ц мало ли что с кем
приключалось на зыбком том пути… До первой операции. Когда из дальнего м
едвежьего угла неслись пронзительные телефонные звонки. Мальчишка-тур
ист свихнул шею и расколол черепок, сорвавшись с лошади. Пока ребята доне
сли его из леса в деревню, пока из сельсовета дозвонились в райбольницу, п
ока запрягли лошадь переправлять туда, пока разобрались, что сами не спр
авятся, пока стали звонить в город… А там в санавиации все врачи на выезде
, сидит один студент-практикант, подрабатывает. Не то чтобы еще в полном с
мысле студент, но и не полностью врач Ц пока был только ассистентом на оп
ерациях. И поехал с мыслью только доставить больного. Но его уже нельзя бы
ло не то что везти Ц шевелить. Нетранспортабельный турист был совсем пл
ох, почти не дышал. О том, чтобы везти, не могло быть и речи, притом полпути н
а телеге. С дорогами тогда было не так. А в больнице Ц стоматолог, акушер и
ухогорлонос. Без пяти минут доктор Рыжиков хоть видел операции, а они даж
е близко не стояли. Хорошо еще, что, когда начал ездить на вызовы с Иваном Л
укичом, взял и завел себе такой же выездной чемоданчик с инструментами. В
общем, надо было их кипятить и рисковать. В сиротской операционной, под ме
стным обезболиванием, с ассистентами Ц толстым, разленившимся зубнико
м и боязливой ухогорлоносихой, которая все волновалась, имеют они право
это делать или не имеют. Дело не в том, что сложно, Ц момент был роковой. Вс
е там уже было сдавлено насмерть, без раскупорки черепа Ц конец. Пригова
ривая для успокоения себя и ассистентов, что эту операцию делали еще ски
фы, юный доктор Рыжиков трудился над бессознательным туристом, а потом н
е отлучался от него еще две недели, пока не подпустил к койке родителей.
Тогда запоздавший к событиям местный хирург и сказал: вот, мол, здорово, чт
о подвернулся такой практикант, а не какой-нибудь дерматолог. Доктор Рыж
иков со свойственным ему с юных лет легкомыслием добавил: хорошо, мол, что
этот практикант не лежит сейчас в полях за Вислой сонной, где его раз улож
или, а то бы другой еще с перепугу не стал сам ковыряться, а потрясся с боль
ным в город.
С тех пор, когда что-то удавалось, он говорил в ответ на благодарности: «Чт
о вы, это повезло нам обоим». Когда не удавалось Ц молчал и дальше, чем обы
чно, уезжал на велосипеде от города. А молчал он о том, что зря его, наверное
, выкопали, что если бы вернули кого поумнее, то пользы человечеству было б
ы больше… Но потом постигал, что раз уж так получилось, раз вернули его, а к
то-то поумнее остался тлеть в тех полях, то надо тянуться, надо выплачиват
ь долг. Не ради же его персоны как таковой судьба сделала этот немыслимый
жест Ц разверзла вновь уже зарытую могилу. Кому тут нужен лично он, если с
чет шел на десятки миллионов? Песчинка в урагане войны Ц что она могла тр
ебовать? Чем ей должно было быть лучше других? Значит, это все ради тех, ком
у она потом послужит, кому пригодится.
Теперь он считал про себя: вот я лежу уже семь лет, десять… пятнадцать… пер
еваливает за двадцать… Уже и костей не осталось, пуговицы Ц в порошок… М
ожет, поставили плитку с фамилиями, может, перенесли на чужое аккуратное
австрийское кладбище, а может, забыли, и холмик сровнялся с землей… И толь
ко нас на ней и видели…
Такой календарь.
Оказывается, почти жалобно мог бы сказать он жене архитектора Бальчурис
а, двадцать с лишком лет лежать в могиле Ц это так много, так долго… А это ж
е время прожить Ц так быстро, так мало… Чихнуть не успеешь. Сделать что-н
ибудь путное все собираешься и собираешься… «Про меня даже Твардовский
написал», Ц мог бы похвастать он с невеселой усмешкой. «Вы знаете Твардо
вского?!» Ц спросила бы она всерьез. Я его Ц да. «И устаю от той игры, от гор
ького секрета, как будто еду до поры в вагоне без билета…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132