— Замолчите. Не перед слугами, хорошо? А теперь послушайте меня. С какой стати нам поощрять Джастина Куэйла на борьбу с вами? С чего моей службе, которая и так находится под неусыпным надзором Уайтхолла, создавать себе дополнительные трудности, выводя из игры такого ценного агента, как Кенни К.?
— Потому что вы сделали все, чтобы перекрыть мне кислород, вот почему! Потому что вы дали команду банкам Сити потребовать возврата кредитов! Десять тысяч англичан могут потерять работу, но кто об этом думает, если есть возможность дать пинка Кенни К.? Потому что вы посоветовали вашим друзьям-политикам держаться подальше от Кенни К., чтобы он не утащил их в пропасть вместе с собой. Не делали вы этого? Не делали? Я спрашиваю, не делали?
Донохью торопливо отделял информацию от вопросов. «Банки Сити потребовали возврата кредитов?Лондон знает? Если да, почему, скажите на милость, Роджер не предупредил меня?»
— Для меня это неприятный сюрприз, Кенни. Когда банки это сделали?
— Какая разница? Сегодня. Во второй половине дня. По телефону и факсом. Позвонили, чтобы сказать, прислали факс на случай, если я забыл, отправили курьера на случай, если я не читаю гребаных факсов.
«Тогда Лондон знает, — подумал Донохью. — Но, если знает, почему меня оставили в неведении?» И понял, что разбираться с этим придется позже.
— Банки объяснили свое решение, Кенни? — успокаивающим тоном спросил он.
— Вроде бы у них возникли этические возражения. Их не устраивают методы нашей торговли. Какие гребаные методы? При чем тут этика? Они думают, что Африка ничем не отличается от какого-нибудь маленького графства к востоку от Лондона. Они, мол, потеряли уверенность в правильности нашей рыночной стратегии. Кто убедил их потерять эту гребаную уверенность? Твои люди! И еще разные слухи. Да пошли они все. Я это уже проходил.
— А ваши друзья-политики… которые умыли руки… которых мы не предупреждали?
— Позвонила какая-то «шестерка» из номера десять, которому в зад и в рот загнали по картофелине. Звоню по поручению такого-то и такого-то. Они вам бесконечно признательны, но сложившаяся обстановка требует, чтобы они были святее Папы, поэтому возвращают ваши щедрые пожертвования в партийный фонд и спрашивают, на какой счет перевести деньги, потому что чем быстрее мои деньги уйдут из их гребаной бухгалтерии, тем радостней будет у них на сердце. И давайте сделаем вид, что вы нам ничего и не жертвовали. Знаешь, где он сейчас? Где был два дня тому назад?
Донохью потребовалась пара секунд, чтобы понять, что Куртисс говорит не о «шестерке» из дома 10 по Даунинг-стрит, а о Джастине Куэйле.
— В Канаде. Гребаном Саскачеване! — фыркнул Куртисс, отвечая на свой же вопрос. — Надеюсь, отморозил там задницу.
— И чего его туда занесло? — спросил Донохью, заинтригованный не столько тем, что Джастин очутился в Канаде, как легкостью, с которой Куртисс мог идти по его следу.
— Там есть какой-то университет. В университете — женщина. Ученая сучка. Она вдруг, в нарушение своего контракта, начала рассказывать всем и каждому, что ее препарат смертельно опасен. Куэйл спутался с ней. Через месяц после смерти его жены, — голос Куртисса вновь стал громовым. — У него поддельный паспорт, чтоб ему сдохнуть! Кто дал ему поддельный паспорт? Ваши люди. Он расплачивается наличными. От кого он их получает? От вас. Каждый раз он выскальзывает из наброшенной ими сети, как гребаный угорь. Кто его этому научил? Вы!
— Нет, Кенни. Мы тут ни при чем. Совершенно ни причем.
«Из наброшенной ими сети, — подумал Донохью. — Не нами».
А Куртисс орал все громче.
— Тогда, возможно, тебя не затруднит сообщить мне, о чем думает мистер Портер гребаный Коулридж, выдавая кабинету министров неверную информацию, позорящую мою компанию и мой препарат? Какого хрена он угрожает пойти на Флит-стрит, если ему не будет обещано, что палата лордов и эти лунатики из Брюсселя проведут полномасштабное независимое расследование? И почему эти кретины в твоей конторе позволяют ему все это выделывать, более того, поощряют его?
«И как ты об этом прознал?» — молча изумлялся Донохью. Каким образом Куртиссу, пусть человеку достаточно влиятельному и с большими связями, удалось заполучить в свои волосатые лапы совершенно секретную информацию, которая в виде шифровки поступила к нему самому лишь восемь часов тому назад? Задав себе этот вопрос, Донохью, тертый калач, быстро нашел ответ. Радостно улыбнулся, довольный собой, не без удовольствия отметив, что в этом мире дружба по-прежнему что-то да значит.
— Разумеется, старина Бернард Пеллегрин ввел вас в курс дела. Смелый поступок. И очень своевременный. Мне остается только надеяться, что я на его месте поступил бы так же. Не зря я всегда уважал Бернарда.
Его улыбающиеся глаза впились в побагровевшее лицо Куртисса, наблюдая, как на нем отразилась тревога, сменившаяся презрением.
— Этот тонкорукий гомик? Да разве он способен на что-то дельное? Я держал для него теплое местечко на случай его ухода в отставку, но этот мерзавец не шевельнул и пальцем, чтобы защитить меня. Хочешь выпить? — Куртисс пододвинул к Донохью графин с коньяком.
— Не могу, старина. Лич запрещает.
— Я тебе говорил. Обратись к моему врачу. Дуг даст тебе адрес. Он принимает только в Кейптауне. Мы доставим тебя туда. Возьми «Гольфстрим».
— Поздно менять лошадей, но спасибо, Кенни.
— Никогда не поздно, — возразил Куртисс.
«Значит, Пеллегрин, — подумал Донохью, довольный тем, что подтвердились давнишние подозрения. Он наблюдал, как Куртисс наливает из графина еще одну смертельную дозу коньяка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158