Впрочем, всех шпионов он считал паразитами, которым нет места в современном обществе.
— Одного из моих парней занесло сегодня на рынок. Там двое мальчишек бесплатно раздавали эту газету, вот он и решил взять экземпляр.
Первую страницу занимали три некролога, написанные тремя различными африканками. В типично афро-английской манере. Чуть-чуть проповеди, чуть-чуть демагогии, а в основном — эмоции. Тесса, заявляла каждая, пусть и по-своему, совершила подвиг. С ее богатством, происхождением, образованием, внешностью она могла бы танцевать и развлекаться с самыми отвратительными представителями белой верхушки Кении. Вместо этого она выступила против них. Подняла мятеж против своего класса, своей расы, всего того, что, как она считала, связывало ее по рукам и ногам: цвета кожи, предвзятого мнения высшего света, к которому она принадлежала, ограничений, которые налагало на нее наличие мужа-дипломата.
— Как держится Джастин? — спросил Донохью, пока Вудроу читал.
— Спасибо, неплохо.
— Я слышал, он на днях заезжал в свой дом.
— Ты хочешь, чтобы я прочитал это, или нет?
— Должен сказать, ловко ты все проделал, старина, учитывая всех этих рептилий. Тебе следует присоединиться к нам. Он здесь?
— Да, но не принимает.
Если Африка стала приемной страной Тессы Куэйл, читал Вудроу, то африканские женщины — ее обретенной религией.
«Тесса боролась за нас, где бы ни находилось поле битвы, какие бы ни противостояли ей табу. Она боролась за нас на приемах с шампанским, на званых обедах, на всех закрытых для простых смертных вечеринках, куда ее приглашали, и везде говорила об одном и том же. Только эмансипация африканских женщин может спасти нас от ошибок и продажности наших мужчин. И, обнаружив, что забеременела, Тесса настояла на том, чтобы родить своего африканского ребенка среди африканских женщин, которых любила».
— Боже мой, — вырвалось у Вудроу.
— Мои слова, — покивал Донохью. Последний абзац набрали заглавными буквами. Механически Вудроу прочитал и его.
«ПРОЩАЙ, МАМА ТЕССА. МЫ — ДЕТИ ТВОЕЙ ХРАБРОСТИ. СПАСИБО ТЕБЕ, СПАСИБО ТЕБЕ, МАМА ТЕССА, ЗА ТВОЮ ЖИЗНЬ. АРНОЛЬД БЛЮМ, ВОЗМОЖНО, ЖИВ, НО ТЫ ТОЧНО МЕРТВА. ЕСЛИ БРИТАНСКАЯ КОРОЛЕВА НАГРАЖДАЕТ ПОСМЕРТНО, ТОГДА ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ ВОЗВОДИТЬ В РЫЦАРИ МИСТЕРА ПОРТЕРА КОУЛРИДЖА ЗА ЕГО ЗАСЛУГИ ПЕРЕД БРИТАНСКОЙ САМОДОВОЛЬНОСТЬЮ, БУДЕМ НАДЕЯТЬСЯ, ЧТО ОНА ДАСТ ТЕБЕ КРЕСТ ВИКТОРИИ, МАМА ТЕССА, НАША ПОДРУГА, ЗА ТВОЕ ВЫДАЮЩЕЕСЯ МУЖЕСТВО В БОРЬБЕ С ПОСТКОЛОНИАЛЬНЫМ ФАНАТИЗМОМ».
— Самое главное на обороте, — заметил Донохью. Вудроу перевернул листок.
"АФРИКАНСКИЙ РЕБЕНОК МАМЫ ТЕССЫ
Тесса верила, что жизнь, которую она вела, должна полностью соответствовать ее убеждениям. Она ожидала того же и от остальных. Когда Тессу поместили в больницу Ухуру в Найроби, ее очень близкий друг, доктор Арнольд Блюм, бывал там каждый день и, согласно имеющимся свидетельствам, проводил с ней большинство ночей, приносил с собой раскладушку, чтобы спать радом в ее палате".
Вудроу сложил листок и сунул в карман.
— Думаю, надо показать это Портеру, если ты не возражаешь. Я могу оставить его у себя?
— Разумеется, старина. Фирма всегда готова помочь. Вудроу двинулся к двери, но Донохью не последовал за ним.
— Идешь? — спросил Вудроу.
— Если ты не возражаешь, я задержусь. Выражу свои соболезнования старине Джастину. Где он? Наверху?
— Я думал, мы согласились в том, что делать этого не следует.
— Согласились, старина? Нет проблем. В другой раз. Твой дом, твой гость. Блюма ты у себя, надеюсь, не прячешь?
— Не говори чушь.
Донохью пристроился к Вудроу, нисколько не обидевшись.
— Хочешь, подвезу? Машина за углом. Тебе не придется выгонять из гаража свою. Для прогулки пешком жарковато.
Опасаясь, что Донохью вернется, чтобы в его отсутствие попытаться увидеться с Джастином, Вудроу принял приглашение и оставил свою машину в гараже. Портера и Веронику Коулридж он нашел в саду. Особняк посла возвышался среди лужаек и ухоженных, без единого сорняка, клумб. Коулридж сидел на качелях и читал какие-то документы. Его светловолосая жена Вероника в васильковой юбке и широкополой соломенной шляпе расположилась на траве радом с манежем. В манеже их дочь Рози лежала на спине, гладя на листву большого дуба. Вероника что-то ей напевала. Вудроу протянул Коулриджу информационный листок и приготовился к взрыву эмоций. Не дождался.
— Кто читает эту газетенку?
— Полагаю, все журналисты этого города, — бесстрастно ответил Вудроу.
— Их следующий шаг?
— Больница, — тяжело вздохнул Вудроу.
Сидя в кресле кабинета Коулриджа, слушая вполуха его разговор с Пеллегрином по телефону спецсвязи, который Коулридж держал запертым в ящике стола, Вудроу погрузился в воспоминания. Он знал, что ему до донца жизни не забыть тот день, когда он, белый, шагал по кишащим черными коридорам больницы, останавливаясь только затем, чтобы спросить у сестры или врача, как пройти на нужный этаж, в нужную палату, к нужному пациенту.
— Этот говнюк Пеллегрин требует, чтобы мы не допустили распространения этой информации, — объявил Портер Коулридж, швырнув трубку.
Через окно кабинета Вудроу наблюдал, как Вероника вынимает Рози из манежа и несет к дому.
— Мы и пытались, — откликнулся Вудроу, не в силах вырваться из воспоминаний.
— Чем занималась Тесса в свое свободное время — это ее дело. В том числе общение с Блюмом и борьба за идеи, которые она исповедовала. Не для цитирования и только если спросят, мы уважали борьбу, которую она вела, но полагали ее недостаточно информированной и слишком эксцентричной. Мы не комментируем безответственные заявления паршивых газетенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158